— Твоя правда, визирь, твоя правда, но не забудь паша, что я сказала: было время!..
Паша кивнул головой, и старуха продолжала.
Обеспечив себе привязанность султана, я стала позволять большую вольность, не с ним, но с другими; я знала, что он будет смеяться моим капризам, но не будет недоволен непочтительностью к его особе. Итак, прочие обитатели гарема были предметами моих капризов. Далекая от того, чтобы отвращать его от прочих жен, я даже предлагала их ему и часто брала к себе в комнаты в то время, когда он посещал меня и желал быть со мной наедине. Вообще положила я себе за правило в месяц раз заводить с ним маленькую ссору и этим давать новую пищу его страсти. Словом, наконец султан был так влюблен в меня, что просто сделался моим рабом, я тоже питала к нему палящую страсть. Власть моя над ним была известна всем.
Подарки, которые получала я от лиц, искавших моего ходатайства, были бесчисленны, и я не удерживала их у себя, но отсылала султану взамен тех, которыми он часто наделял меня. Такое равнодушие к тому, что обыкновенно так любят женщины, еще более возвысило меня в его глазах.
— Клянусь бородой пророка, ты, кажется, прежде очень любила золото! — заметил паша.
— Было время! — отвечала старуха. — Я говорю не о настоящем.
Два года жила я счастливо; но пламенное желание как султана, так и мое, иметь наследника, не исполнилось; мне не суждено было это счастье, и следствия того были пагубны.
Мать султана и Кизляр-Ага, которых я раздражала, старались подорвать мое могущество.
Весь свет был обыскан, чтобы представить в сераль новую красавицу, и тем отвлечь от меня султана.
Вместо того, чтобы принять против них нужные меры, я восхищалась их напрасными усилиями. Если бы я потребовала голову одного и отравила другую, это было бы умнее. Желала бы я, чтобы они были теперь здесь, но я была глупа… переменить прошедшего уже нельзя. Было время!..
Господствующей страстью султана была страсть столь многих — тщеславие, болезнь, проявляющаяся в тысяче различных видов. Он в особенности гордился своей красотой и тем, что красота его была совершенна, исключая только одно, и это одно открыла я: под левой рукой был у него нарост величиной с голубиное яйцо. Никогда и ничем не давала я заметить, что знала это, но однажды забыла свою осторожность.
Наконец Кизляр-Ага отыскал черкесскую невольницу, посредством которой надеялся достичь своей цели. Она была прекрасна, а султан уже два года был привязан ко мне. Мужчины непостоянны, и я не ожидала от него ничего другого. Я желала только первенства в его сердце и мало заботилась о том, что султан обращал иногда внимание на других женщин. Я думала, что он — приученная птичка, которая, вылетев из своей клетки, скоро и охотно влетает в нее снова, и потому не мучила его никогда ни слезами, ни упреками, но всегда умела возвращать к себе нежностью и веселостью. Я ожидала, что и новое лицо не надолго отвлечет его от меня, и вот прошло четырнадцать дней, как он не посещал моих комнат.