Я не могла дать требуемого ответа и сказала:
— Если брат мой виновен перед своим властителем, то он должен нести заслуженное наказание; что касается меня, властитель, я никогда не имела подобных умыслов.
— Отвечай на мой вопрос, Сара. Знаешь ли ты что-нибудь об этих умыслах? Да или нет. Скажи нет, и я поверю тебе.
— Раба ваша никогда не имела преступных помыслов против своего господина, — сказал я. — Далее не могу отвечать на ваш вопрос.
— Итак, это правда, и Сара может лгать! — воскликнул султан и в горести сложил руки. — О, кто найдет в земле моей женщину верную, не лживую, если и Сара, даже Сара, говорит неправду!
— Нет, властитель! — воскликнула я, заливаясь слезами. — Сара всегда говорит правду, всегда говорила ее, и будет говорить. Но, умоляю вас, не мучьте меня другими вопросами.
Султан некоторое время молча смотрел на меня, после чего стал совещаться с визирями и другими сановниками, стоявшими около трона со сложенными на груди руками.
— Знающие об измене и скрывающие ее — сами сообщники преступления, — сказали они.
— Так, именно так. Сара, спрашиваю себя в последний раз, что знаешь ты о замышленном бунте? Не позволю долее шутить со мной. Определенный ответ или…
— Не могу, властитель, отвечать на вопрос твой.
— Сара, если тебе дорога жизнь, отвечай сейчас же! — воскликнул султан вспыльчиво. Но я не отвечала.
Еще два раза любовь и сострадание понудили султана повторить вопрос. Я молчала.
Султан махнул рукой, меня схватили немые и накинули на шею шнурок. Все было готово; они ожидали последнего знака, чтобы умертвить меня.
— Еще раз спрашиваю тебя, Сара, ответишь ли мне? Или ты принудишь меня погубить тебя?
— Султан, прежде чем умру, хочу сказать вам несколько слов; хочу в последние минуты уверить вас в моей преданности и любви, сказать, что прощаю вам то, в чем вы себя никогда не простите, когда все объяснится. Еще одну минуту. Возьмите от меня эту драгоценную цепь, она не нужна моей шее, ее заменяет теперь шнурок. Вы подарили мне ее, когда были уверены в моей преданности и любви, и если сыщется женщина, которая будет вернее и правдивее меня, отдайте цепь ей, но до тех пор носите сами в память о Саре. Теперь позвольте накрыть голову мою покрывалом: на этом лице всегда выражались любовь и восхищение, и потому, когда буду мертва, и вы захотите вспомнить его, то да будет оно от вас скрыто, чтобы вы не увидали его почерневшим и обезображенным страданиями. Властитель, милый, бесценный господин мой, будь счастлив без меня! Прости!
Султан был глубоко тронут, он отвернулся и закрыл лицо рукой в забытьи; другую руку он опустил.