Небесная улыбка озарила ее прелестное личико, яркий румянец выступил на щеках, она освободилась из рук моих и встала, чтобы удалиться. Я умолял ее воротиться, и она возвратилась. Я запечатлел пламенный поцелуй на прекрасном челе, она тихо пожала мне руку и скрылась из комнаты.
— Судя по твоим словам, она была очень хороша, — прервал его паша — Сколько в вашей земле платят за такую девушку?
— Для нее не было цены, — отвечал ренегат рассеянно. Мысли его носились в прошедшем. — Любовь купить нельзя. Мослем покупает невольницу, но слепая покорность не в состоянии зажечь любовь в сердце.
— Нет, он покупает ее уже готовой, — возразил паша — Думаю, что ты сделал бы гораздо лучше, поступив подобным образом, потому что от этих бесполезных любезничаний твой рассказ что-то медленно подвигается вперед. Далее!
Прошла еще неделя, все шло как нельзя лучше. Но судьба, кажется, нарочно щадила меня, чтобы потом вдруг нанести удар; она дала мне отведать из чаши счастья для того, чтобы потом оторвать ее от моих губ и сделать тем утрату для меня еще чувствительнее. В один день во время обеда маркизу подали письмо от моею нареченного батюшки, графа Рулье, в котором он писал, что до него дошли столь разноречивые слухи, что он сам не знает, что и думать. От одних слышал он, что старший сын его жив и находится в замке у маркиза, от других, что он убит; иные поздравляли его с тем, что одному из его сыновей удалось бежать. Он просил маркиза уведомить его о точном состоянии дела и дат» знать через подателя письма, точно ли находится старший сын у него, или смерть постигла несчастного, как о том носятся слухи. Но так как младший сын его ужо несколько месяцев дома, а молва идет о двух, то он думает, не скрывается ли тут какого-нибудь обмана.
Следя за лицом маркиза при чтении этого письма, я видел что-то неладное, и был уже некоторым образом приготовлен, когда он важно передал письмо епископу, а тот, по прочтении, подал его мне и, выразительно взглянув на меня, сказал:
— Это относится к вам, милостивый государь!
Я прочитал письмо со спокойным видом и, возвращая его маркизу, сказал со вздохом:
— Такое известие довольно неприятно и тем сильнейший удар нанесет оно моему дряхлому отцу. Вы знаете, маркиз, как я уже сказал вам или, если не ошибаюсь, вашей дочери, что вот уже два года, как отец мой лишился зрения. Вероятно, побоялись сказать ему правду и уверяли старика, что Виктор дома. Вы должны знать, что милый брат мой тайно уехал из родительского дома, чтобы сопровождать меня. Кляну час, в который я согласился на его просьбу! Но я вижу, что мне необходимо поспешить к моему родителю. Для утешения его горести он должен удостовериться в том, что я жив. И потому, с вашего позволения, я напишу несколько слов, чтобы, отдать посланному, и завтра с рассветом должен я, к сожалению, оставить ваше приятное общество.