Молча взывала она ко Всемогущему, когда в дверь коттеджа послышался стук. Муж возвратился. Он казался угрюмым и пасмурным и, войдя, так небрежно бросил ружье, что оно упало на пол и звякнуло. Уже это ода» заставило Джен почувствовать неладное. Рошбрук сел, не говоря ни слова. Прислонясь к спинке стула, он уставился глазами в потолок, глубоко о чем-то раздумывая и как будто даже не замечая присутствия жены.
— Что случилось? — спросила Джен, с трепетом кладя руку ему на плечо.
— Не говори со мной, — отвечал он.
— Джо, что такое произошло? — шепотом спросила она у мальчика. — Что он сделал?
Джо не ответил, только показал свою руку, всю красную от присохшей к ней крови.
Джен слабо вскрикнула, упала на колени и закрыла себе лицо руками, а Джо пошел в кухню смывать с себя следы темного дела.
Через четверть часа Джо вернулся и сел на свой низенький стул. Никто не произнес ни слова.
Страшно тягостная вещь — предчувствие грядущего наказания за сделанное преступление. То, что переживали в эти минуты обитатели коттеджа, было прямо ужасно. Рошбрук был положительно подавлен нахлынувшими ощущениями. Раньше — крайнее возбуждение, с которым он не мог совладать и которое толкнуло его на убийство, теперь на смену этому Возбуждению — крайняя моральная прострация, полнейший упадок духа. Джен боялась и того, что теперь есть, и того, что будет потом. Глазам ее мерещилась виселица, ушам чудился кандальный лязг. Она предвидела грядущий позор, бедствия, страдания, угрызения совести для своего мужа и терзалась за него сама. Джо, бедный мальчик, терзался за обоих — и за отца, и за мать. Даже Немой взглядывал порою на Джо такими глазами, что казалось, будто и он, пес, понимает, что сделано безумное, злое дело. Никто не решался нарушить тяжкого безмолвия, которое прервал, наконец, бой часов на церковной колокольне, пробивших ровно два. Этот бой прозвучал для всех троих, как звон по покойнике, и сразу напомнил им как о временном, так и о вечном. Но вечное могло подождать, а временное было тут, у дверей. Нужно было что-нибудь предпринять. Через четыре часа начнется рассвет, и кровь убитого человека завопит к товарищам-людям об отмщении. Взойдет солнце и осветит темное дело, мертвеца найдут и принесут домой, соберутся судьи, и на кого тогда обратится подозрение?
— Боже милостивый! — вскричала Джен. — Что теперь делать?
— Улик ведь нет, — пробормотал Рошбрук.
— Улика есть, — заметил Джо, — я оставил там свою сумку.
— Молчи! — крикнул Рошбрук. — Да, — прибавил он с горечью, обращаясь к жене, — это твоих рук дело. Зачем ты послала за мной мальчика? Вот против меня и улика. Теперь, если меня повесят, я буду обязан этим тебе.