— Входите, сосед, входите и дверь за собой закройте, — сказал Рошбрук. — Мне нужно вам два слова сказать. Чашку чаю не выпьете ли? Моя хозяйка сейчас вам нальет хорошего.
— Охотно выпью. Чай у мистрис Рошбрук всегда отличный. Но где же мой друг Джо? Неужели он еще не вставал, ленивец этакий? Мистрис Рошбрук, отчего вы такая печальная?
— Еще бы не быть печальной! — заплакала Джен, прикладывая к глазам передник.
— Что случилось, мистрис Рошбрук? — допытывался педагог.
— Мы очень встревожены из-за Джо. Сегодня утром его не оказалось дома, постель была пуста, и до сих пор его нет.
— Да, это странно. Куда он мог убежать, плутишка?
— Мы не знаем, — сказал Рошбрук. — Только я заметил, что он взял с собой мое ружье, и страшно боюсь.
— Чего же вы боитесь?
— Не убежал ли он стрелять дичь, и не схватили ли его сторожа?
— Да разве он это делал когда-нибудь?
— По ночам — ни разу, а если делал, то днем. Он всегда говорил, что ему очень хочется поохотиться.
— Знаете, сосед, в этом втихомолку вас самих все подозревают. Для чего вы держите ружье?
— Просто по привычке, я всю свою жизнь провел с ружьем в руках, — отвечал Рошбрук. — Я не могу без ружья. Но это все одни предположения, а вы лучше посоветуйте, как нам быть и что делать.
— В таком деле трудно дать совет, — сказал учитель. — Если Джо пустился в браконьерство, как вы предполагаете, и его на этом изловили, то вы скоро услышите о нем. Но вашего-то участия в этом деле нет, конечно?
— Как, моего участия? Что вы, сосед! Неужели вы думаете, что я сам дал сыну ружье? Такому маленькому мальчику?
— Буду думать, что нет, не давали. Тогда, стало быть, очевидно, что он действовал без ведома родителей. Полагаю также, что вы не станете требовать себе назад ружье, которое по закону конфискуется в пользу землевладельца.
— Ах, что ружье!.. Мальчик, мальчик наш где? — вскричала Джен. — И что с ним сделают за это?
— Сделают с ним — о, его накажут не строго, ведь он малолеток. В ссылку его не отправят, а подержат недолго и тюрьме и возвратят родителям для домашнего исправления. Велят вам его высечь — и все тут. По-моему, вам особенно тревожиться нечего. Мой совет — не говорить обо всем этом больше никому ни слова, покуда сами чего-нибудь не услышите,
— А если мы так ничего и не услышим?
— Это будет значит, что он ушел не браконьерствовать, а затеял какую-нибудь другую проказу.
— Для чего же другого могло понадобиться ему ружье? — торопливо спросил Рошбрук.
— Правда. Ведь не мог же он задумать убить кого-нибудь, — согласился учитель.
При слове «убить» Рошбрук даже привскочил, но сейчас же сел опять.