Китти что-то прошептала над мечом, направив его острие себе в грудь, и только после этого подала его мне. Я засмеялся было над ней, но отсутствие навершия показалось таким странным, что я тут же замолчал.
— Как может лапландская женщина заклинать королевский меч? — спросил я. — Ты бы могла найти себе другое занятие — сделать новое навершие из моржового клыка.
— Оге, ты проклят, — ответила она.
— Может, ты просто сошла с ума?
— Все, что ты говоришь — признак твоего проклятия. Моржовый клык, тот, сломанный, из которого можно было бы сделать это навершие, Рагнар отдал ютскому работорговцу.
— Китти, пойдем на берег реки. Посмотрим на наши отражения в воде и, может быть, снова станем рассуждать здраво.
У широкой реки она опомнилась первой.
— На мой взгляд, Аэла умер слишком легко. Если бы ты видел свое лицо, когда ты сунул свою обрубленную руку в огонь, то и тебе его смерть показалась бы слишком легкой.
— Это правда. Он не успел почувствовать боли, да и испугался лишь чуть-чуть.
— Он съел хорошее мясо на ужин, хоть и жаловался, что оно без соли и жесткое, а затем крепко уснул. Оге, скажи, мог христианский Бог смилостивиться над ним?
— Почему нет? Ведь женский монастырь сжег не Аэла, а норманны. Но я жив, а он мертв. Это должно показать христианам, что их Бог не может изменить судьбу викинга.
— Оге, бесполезно пытаться понять поступки христианского Бога. У тебя лишь голова заболит. Но ты и вправду веришь, что души с небес видят все, что происходит на земле, и от них ничто не укроется, как тебе говорила Моргана?
— Откуда мне знать? И какое это имеет значение?
— Шутят ли друг над другом души в Раю, как души героев Вальгалле?
— Ты у меня уже спрашивала об этом. Ты забыла? Какая разница для старой желтокожей лапландки?
— Очень маленькая разница, — ответила она после долгого раздумья, — мне пришло в голову, что христиане, должно быть, смеются даже над тем, что делаем мы, и маленькая черноволосая девушка, которую мы нашли мертвой, тоже может получить удовольствие от шутки над Аэлой — шутки похлеще, чем та, которую сыграл с ней он. Сейчас нам лучше пойти и отдать тело Аэлы христианам, которые похоронят его по своему обычаю, как ты и обещал. Очень скоро ты будешь занят только новым мечом.
— Я сказал, что взял этот меч в уплату за свою левую руку, так что теперь можешь выбросить ее в реку.
— У меня больше ее нет, Оге, — отвечала она.
— И что же ты с ней сделала, ведьма?
— Я отдала ее Аэле, прежде чем он уснул, чтобы твоя сделка была полной и честной.
И ее глаза заблестели, а губы слегка дрогнули в улыбке.