— Оге Кречет! — позвал он.
— Да, Хастингс Девичье Личико.
— Прикажи своим людям взять гроб Аэлы и пустить его по реке вслед за мной.
Он говорил так, словно отдавал приказ. Это было его право с самого начала. Он и его братья Ивар, Хальдван и Бьёрн стояли во главе всех викингов, вторгнувшихся в Англию, тогда как я был лишь проводником. И это знали все.
— Да, — ответил я.
— Если Голдвин, монах, хочет отправиться с тобой присмотреть за душой Аэлы, можешь позволить ему, — продолжал Хастингс.
— Мы заберем его тело в город для Эгберта.
— Я не знал, что Эгберт здесь.
— Он встретил нас возле Тайна и приплыл сюда с нами. Он поможет стране утихомириться, а мы сделаем его игрушечным королем. Я встречусь с тобой на его корабле.
— Ладно.
— Захвати с собой Алана, свою Вёльву и, конечно, Моргану. Есть дело, касающееся их всех. Да, и прихвати своего глухого.
Он отдал приказ гребцам, и мокрые лопасти засверкали в скором беге. Я спустился на берег, куда уже дюжина моих людей вытаскивала гроб. Священники, которые со вчерашнего утра ждали возможности забрать тело в храм, спокойно наблюдали за происходящим, лишь изредка касаясь своих серебряных распятий, но зато многие викинги хватались за обереги и амулеты. Брат Годвин окликнул меня.
— Оге Дан!
— Да.
— Я слышал слова Хастингса, и я иду с вами.
Пока мы поднимались вверх по реке, я не пытался оценить события, грянувшие так быстро. Поскольку они не были мне подвластны, мой разум предпочел выбрать и остановиться на событиях прошлого, многие из которых были чудесными, и все привели прямо сюда, к сегодняшнему дню, избавив меня от объяснений сожалений. Мое сердце билось легко, не чувствуя тяжести. Но из моих друзей лишь Куола не терял присутствия духа, он явился свое любимое место — на нос, — откуда все прекрасно видел. Моргана была бледна, и глаза ее запали. Глаза же Алана ярко горели, словно он настраивал свою арфу, Кулик выглядел так, будто начал вдруг говорить и слышать. И лишь на глазах Китти лежала, словно смертельная пелена.
У берега, в тени крон нескольких дубов, стоял корабль Эгберта, а борт о борт с ним — «Огненный Дракон». Мы встали напротив. Люди Эгберта, многие из которых были моими старыми друзьями, теснились в основном посреди корабля. Хастингс стоял за навесом вместе со своим кормщиком, Эгбертом, двумя женщинами в черных платках и еще одним юношей с острым лицом, чье имя я никак не мог вспомнить.
— Оге, поднимитесь все к нам на борт.
— Иду. Я привел всех, кто еще со мной, — ответил я. — Берта обручена и ее увозят.
— Может статься, увезут кого-то другого — хорошего спутника в долгой поездке. Но сомневаюсь, что он обручен.