Арококо Арококович нежно выхватил билет из Ягердышкиных пальчиков и в мгновение ока исчез, оставив после себя вонючее облако.
Тем не менее, сидя в весеннем сугробе, старшина удержал сознание, вытащил свисточек из шинели и засвистел в него негромко, булькая кровью. Во время призывного свиста милиционер подумал о какой-нибудь простенькой медали за страдание на посту, пусть хотя бы на восемьсотпятидесятитрехлетие Москвы…
Ягердышку уже успели побить коллеги безухого, прежде чем старшина сообщил, что изувечил его не японец, а страшный урод, который уже исчез.
— Но во всем виноват этот! — раненый указал на Ягердышку. — Спекулировал билетами!
«Японца» препроводили в отделение и заперли в «обезьянник», где чукча просидел несколько часов, испытывая чувство голода. Еще Ягердышка думал о том, что все в жизни непонятно, проистекает не по простым законам, а по неведомым ему понятиям…
Он вспомнил Бога, перекрестился, вспомнил белые снега своей Родины — загрустил. Загрустив, заплакал…
— Чего скулишь, япона мать? — поинтересовался дежурный.
— Я генерала вашего знаю. У меня сообщение есть к нему!
— Какого генерала?.. — зевнула милиция.
— Бойко! Я — свидетель по делу об убийстве звезды Большого театра господина А.
Милиция шелкнула челюстью и заговорила в телефон с волнением.
Через полчаса знакомый генерал прибыл в отделение, где объяснил местному начальнику в трех словах, что дело надо делать, а не пугать простых граждан.
— А у нас пострадавшие есть! — казалось, похвалился начальник отделения.
— Постовому ухо оторвали, — подтвердил Ягердышка. — Меня тоже били, но милиционеры.
— Ну что, — предложил генерал, — от пяти до восьми лет или прощения просить будем?
— Конечно, прощения! Коньячку?
— Постройте отделение! — скомандовал Бойко.
В отделении набралось двое, не считая дежурного командира. Младший лейтенант и рядовой. Милиция построилась и держала равнение на генерала.
— Что ж вы, недоношенные люди, знатного оленевода избили?
Лейтенант и рядовой зааплодировали. Знатных оленеводов в их отделение еще не доставляли.
— Принимаете извинения? — поинтересовался Иван Семенович у Ягердышки.
— Принимаю, — закивала головой добрая душа.
— Поехали…
Генерал и Ягердышка уселись в автомобиль, а вслед неслось долгое: «А коньячку-у-у-у?!.»
В дороге чукча рассказал генералу о происшествии в красках.
— Значит, в театр наш косорылый попасть хочет! — размышлял вслух Бойко.
— Значит, знает, что жив наш господин А… Но в пятницу не танцевать балеруну Спартака!.. А может, и никогда уже не крутить фуэте!.. Это тоже наш Арококо Арококович знает!..