От слова «жиртрест» Альберт Карлович, казалось, скончается на месте. Покраснел тухлым помидором и замер, ожидая немедленного инсульта. Но пронесло. Вера стояла с открытым ртом, а Ахметзянов радостно улыбался. Лишь одна Лидочка и в этот раз сохранила невозмутимое спокойствие.
— Тебя, деточка, что, мало пользуют мужчины? Ты чего здесь энергетику портишь своим ротиком зловонным!
— Вагина ненасытная… — неожиданно произнес хирург Боткин, после чего Катерина тоненько завопила и побежала по длинному коридору, стукаясь о стены.
— Господин Боткин! — обратилась к НикифорУ Лидочка, выпрямив спину до такой степени, что, казалось, старые позвонки вот-вот вылетят. — Милостивый государь, можем ли мы небольшой группой навестить нашего дорогого коллегу? Обещаем примерное поведение. При малейшем вашем сигнале ретируемся из палаты.
В обшем, Никифор так и представлял обхождение с ним — гением волею Божьей, — а потому смилостивился и, кивнув головой, проводил посетителей к палате со студентом Михайловым.
Звезды нашли Спартака «ничего-ничего»!
— Бледненький, конечно, — констатировала Лидочка. — Но молодцом!
Запахло рыбой, и все обернулись на Ахметзянова, который набил полный рот расплющенной кетой и белым хлебом.
— Не ел сутки, — оправдался импресарио, выронив из-за щеки кусок пищи, который незаметно, ножкой-ножкой, пхнул под кровать только сейчас проснувшегося студента Михайлова.
— Какой сегодня день? — спросил господин А.
— Среда, — ответили хором.
— Премьера в пятницу?
Все, кроме Веры, вежливо засмеялись.
— Отдыхай, голубок! — разрешила Лидочка. — Премьеру перенесем!
— Что-то случилось? — заволновался студент.
Господа переглянулись.
— Если вы из-за меня, то к пятнице я буду готов!
— Браво! — воскликнул Алик, и все зааплодировали.
— На этом закончим на сегодня! — скомандовал доктор Боткин.
Звезды Большого и импресарио Ахметзянов дружно сказали «До свидания!» и развернулись к выходу.
— Может она остаться? — Голубое небо смотрело на Никифора.
— Конечно-конечно!.. — чуть ли не заикаясь, проговорил Никифор и взъерошил солнце своих волос.
— Я буду здесь, неподалеку! — возвестил Ахметзянов и закрыл за всеми дверь.
Вера стояла, прислонившись к стене. Бледная, со сжатыми губами.
— Подойди, — попросил он.
Она села на край кровати. Он улыбнулся.
— У меня сердце слева, — сказал.
Она тоже улыбнулась со слезами на глазах.
— Не веришь? Иди сюда!
Она знала, что ему пробили грудь рельсом, а потому боялась даже постель тряхнуть ненароком.
Он освободил из-под одеяла руки, и она опять задохнулась от красоты его пальцев…
Он взял ее лицо прохладными ладонями и уложил себе на грудь, на ее левую сторону, на бинты.