Из окна показалась несчастная физиономия Якова Власовича.
– Боттичелли, Тинторетто, Джорджоне, Рафаэль, а икон нету, – бормотал он. – Веласкес, Рубенс, Гойя, а обворовали… Репин, Суриков, Левитан, а коллекция – тю-тю… Греков, Сарьян, Иогансон…
В церковной ограде Анискин принимал из рук отца Владимира две подкинутые иконы. Молил:
– Пальцами, пальцами поосторожней цапайте. Я вот, например, специальны перчатки поднадел, а вы, гражданин поп, всей пятерней иконы хватаете… Поосторожней, поосторожней! Мы эти иконки на отпечатки пальцев исследуем, ежели мне велит прокурор следователя вызывать… – Он нарочито вздохнул. – Мне теперь без райотдела милиции – хана! Учености нет во мне, этими… изо-то-па-ми я ворюгу искать не умею…
Действуя руками в нитяных перчатках, Анискин аккуратно уложил иконы, между ними проложил слой материи, все это обернул плотной бумагой.
– Я его, изотопа, не знаю, в какой руке держать! – жаловался участковый. – Вот такие дела, гражданин служитель культа! – И хитро, подначивающе, прищурился. – Я вас об одном прошу, гражданин поп, ежели вы преступника сами поймаете, вы ему, как в доме директора обещали, морду не чистите.
Отец Владимир торопливо перекрестился:
– Я сам не ведаю, что вещали мои оскверненные уста!
– А я ведаю, – отозвался участковый. – Ежели вы ворюге вязы свернете, вас судить придется – вот какая получается петрушка…
На буровой, неподалеку от которой шло оживленное, быстрое и современно-механизированное строительство производственных, подсобных и жилых помещений, участковый инспектор Анискин уединился с рабочим Василием Опанасенко в укромном местечке. Здесь, пожалуй, было немного потише, хотя все кругом выло, стонало, бренчало и гремело.
– Ты меня, Василий, сейчас извиняй, назад извиняй и наперед извиняй, но у меня дело такое, что без разговору с тобой – зарез!
– Да брось ты, Федор Иванович, свои же люди, а я тебе до могилы благодарен, что от водки меня увел… Спрашивай, дядя Анискин.
Участковый все-таки смущенно покашлял.
– Ну, так начну, – наконец решился он. – Ты, как бывший пьющий, обязательно знать должен, кому пьянюга одежонку загнать может, ежели, скажем, к примеру, на дворе ночь, а выпить нечего, а душа горит и… Ну, и прочее… К кому можно с одежонкой пойти и водки на нее взять?
– К Верке Косой! – мгновенно ответил Опанасенко. – У нее всегда водка есть, хотя она сама ее не покупает… Если у тебя деньги, за бутылку «экстры» – шесть рублей, если у тебя тряпка – до утра рядиться будет, но хоть за новое пальто больше бутылки не даст… Ты чего, Федор Иванович, такой сделался, будто тебя в воду опустили?