— Связь какого рода?
— Человеческая связь. — Мягкий голос его стал еще мягче. — Важнейшая из всех. Источник скорби, страданий, боли, Дефорест, — это отсутствие связи, близости между человеческими индивидуумами. Когда-то в прошлом вы доверились не тому человеку, совершили ошибку, и ваша вера в людей оказалась подорванной, можно даже сказать, рассыпалась в прах. Вас предали. Вам лгали. И вы предпочли никому больше не верить. В известной степени это вас, думаю, ограждает. Но одновременно это и изолирует вас от остального человечества. Вы — вне человеческих связей. Вы неприкаянны. И единственный путь вернуться вспять, на свое место, к человеческим связям, — это вновь поверить, довериться.
— И вы хотите, чтобы я доверился вам?
Он кивнул:
— Ну надо же когда-нибудь попробовать.
— А почему довериться именно вам?
— Ну, знаете ли, я заслужу ваше доверие, даю вам слово. Но процесс этот обоюдный, Дефорест, как улица с двусторонним движением.
Я прищурился.
— И мне необходимо вам доверять, — продолжал он.
— Как же мне доказать, что я достоин вашего доверия, Мэнни?
Он скрестил руки на животе.
— Для начала объясните мне, зачем у вас при себе пистолет.
Ловко. Пистолет был у меня в кобуре, крепившейся к поясу сзади. Под черное пальто я надел костюм свободного европейского покроя — непременную часть моей служебной экипировки — и был уверен, что одежда полностью маскировала пистолет. Нет, ловкий парень этот Мэнни.
— Из страха, — сказал я, изображая робость.
— А-а, понятно. — Подавшись вперед, он начертал на линованном листке слово «страх». На полях над ним он надписал «Дефорест Дуэн».
Лицо его оставалось непроницаемым, без всякого выражения.
— Какие-нибудь особые страхи?
— Нет, — сказал я. — Просто ощущение, что мир — это очень опасное место, и иногда накатывает чувство потерянности.
Он кивнул:
— Разумеется. Сейчас это распространенная беда. Люди нередко ощущают, что в нашем огромном современном мире даже мелочи ускользают от них и им неподвластны. Они чувствуют себя маленькими, одинокими, боятся затеряться где-то в ненасытной утробе технократии, в индустриализированном обществе, которое протянуло свои щупальца так далеко, что уже и само не способно сдерживать самые дурные из своих порывов.
— Похоже, так и есть, — сказал я.
— Как вы говорили, это чувство «фен-де-сьекль» весьма типичное для конца эпохи.
— Да.
В его присутствии я ничего не говорил о «фен-де-сьекле».
Из чего следовало, что административные помещения их прослушиваются.
Я постарался не выдать выражением лица сделанного мною открытия, но, должно быть, у меня это плохо получилось, потому что Мэнни помрачнел, и между нами внезапно прокатилась обжигающая волна понимания.