— Да. Если возникнет какая-то чрезвычайная ситуация, Гемма включит камеру, чтобы я мог ее оценить и принять решение.
— Но она, надеюсь, не все время включена на запись?
— Нет. Она записывает только тогда, когда получает соответствующее распоряжение. — Чуть помолчав, он продолжил с глубоким вздохом: — Думаю, тебе следует знать, что в доме Питера тоже установлены камеры. Он сам попросил об этом, когда я монтировал Гемму. Но он ни разу их не включал.
— А ты? Ты их включал?
— Впервые это произошло, когда у тебя возникли проблемы с кормлением Абигайль. — Голос его чуть задрожал: для человека, лишенного эмоций, он слишком расчувствовался.
Так, теперь понятно, почему он примчался к ней тогда в одних лишь наспех натянутых джинсах. И все же ей надо знать:
— Были еще случаи, когда ты просил Гемму включить камеру?
— Да. — Он чуть подвинулся, и она почувствовала спиной, как заиграли его мышцы. — Я каждое утро наблюдал за Абигайль, разговаривал с ней. Знаю, я поступал неправильно. Но, Дани, ради Бога, неужели ты не можешь понять? Ведь она моя дочь. Я хотел видеть ее каждый день.
— Да, я понимаю. Но ты должен был попросить разрешения. Ник. — Дани решила рискнуть и слегка подтолкнуть его в нужном направлении: — Ты ведь любишь Эбби, правда?
— Она моя дочь. — Уклончивый ответ, чтобы не сказать больше.
— И ты любишь ее, да?
— Я готов отдать за нее жизнь, — ровным голосом ответил он. — Я бы сделал все на свете, только бы уберечь ее от беды. Я хочу стать частью ее жизни и хочу, чтобы она была частью моей жизни.
Ну же, Ник! Произнеси эти слова. Просто произнеси, и все.
Он молчал. Она закрыла глаза.
Ей было больно. Больнее, чем она могла себе представить. Ведь она не сомневалась, что у него те же самые чувства, что и у нее.
У всех людей есть чувства. И у Ника они тоже должны быть, несмотря на его детство. Просто он еще не нашел способ, как их выразить, и не сознает всей их важности. Если бы только ей удалось найти путь к его сердцу, вырвать его из ледяного плена, разбить сковавший его панцирь!
— Этого недостаточно, — прошептала Дани. — Я не могу так жить. Думала, что смогу, но нет.
Дани вскочила с кушетки, крепко прижимая к себе Абигайль. Ник быстро последовал за ней. Он догнал ее уже в детской, схватив за плечи; мягко разжал руки и, взяв Абигайль, уложил ее в кроватку. Затем перевел взгляд на Дани — холодный и отстраненный.
— Чего ты от меня хочешь? Что еще я могу предложить кроме того, что уже дал?
— Та ночь так мало для тебя значила? Просто забавное приключение накануне Нового года? — Она не сводила с него глаз в надежде разглядеть хоть какие-то признаки того, что он на самом деле что-то чувствует в глубине души.