Они остановились перед большим зеленым сараем, и Пиктон постучал палкой по железной двери. Юноша в спортивных туфлях и синем тренировочном костюме впустил их в пустой спортивный зал.
— Суббота, — сказал Пиктон, видимо, чтобы объяснить пустоту, и ринулся в обход помещения, проверяя состояние раздевалок и проводя толстым пальцем по шведской стенке — а вдруг там пыль.
— Я слышал, вы опять бомбили эти лагеря палестинцев, — осуждающим тоном добавил он. — Это идея Миши, верно? Миша никогда не любил пользоваться рапирой, если есть мушкет.
Курц пустился было в пояснения, что, откровенно говоря, он никогда не понимал, как принимаются решения в высших сферах израильского общества, но у Пиктона не было времени слушать столь пространный ответ.
— Ну, Мише это с рук не сойдет. Передайте ему это от меня. Эти палестинцы будут преследовать вас до скончания веков.
На сей раз Курц лишь улыбнулся и пожал плечами — в мире-де бывают всякие чудеса.
— Миша Гаврон — он из иргунов[17]? — спросил Пиктон из чистого любопытства.
— Хагана[18], — поправил его Курц.
— А вы из каких будете? — спросил Пиктон.
Курц изобразил скорбную униженность.
— К счастью или к несчастью, шеф, мы, Рафаэли. прибыли в Израиль слишком поздно и уже не могли создать сложности для англичан, — сказал он.
— Не пудрите мне мозги, — сказал Пиктон. — Я-то знаю, откуда Миша Гаврон набирает своих дружков. Ведь это благодаря мне он получил свое место.
— Он мне говорил об этом, шеф, — сказал Курц со своей нестираемой улыбочкой.
— Ну хорошо, так что же вам от нас нужно? — спросил Пиктон тоном человека, вынужденного идти на компромисс. — И не говорите, что вы приехали сюда, только чтобы привезти мне привет от моего старого приятеля Миши-Грача, потому что я все равно вам не поверю. Вообще сомневаюсь, чтобы я вам поверил. Вашему брату трудновато в чем-либо меня убедить.
Курц улыбнулся и покачал головой, показывая, что оценил английское остроумие Пиктона.
— Видите ли, сэр, Миша-Грач полагает, что обычный арест в данном случае исключен. Естественно, из-за уязвимости наших источников, — пояснил Курц тоном человека, лишь передающего поручение. — И даже если Миша согласился бы на арест, он неминуемо задался бы вопросом: а какие обвинения можно предъявить дамочке и в каком суде. Кто докажет, что взрывчатка была в машине, когда она ее вела? Все это очень шатко.
— Очень, — согласился Пиктон.
— А кроме того, согласно Мише. встает вопрос о том, чего стоит девица. Чего она стоит для нас — и для вас — в том виде, как сейчас. В своем, назовем это так, состоянии невинности. Что она знает? Что она может выдать? Возьмите случай с мисс Ларсен... Она тоже водила машины и выполняла поручения для своего палестинского дружка. Кстати, того же самого. Мисс Ларсен даже подкладывала по его просьбам бомбы. Дважды. А может быть, трижды. На бумаге мисс Ларсен была девицей весьма причастной к преступным действиям, — Курц помотал головой. — Но с точки зрения разведки, шеф, это была пустая скорлупа. — И невзирая на присутствие грозного Пиктона, Курц широко развел руки, показывая, насколько пустой была скорлупа. — Просто девчонка, которой нравилось принадлежать к какой-то группе, нравились их сборища, нравилось быть среди мальчишек и подвергаться опасности, нравилось чувствовать себя при деле. А говорить — ей не говорили ничего. Ни адресов, ни фамилий, ни планов она не знала.