— Я люблю носить его и так и этак, — сказала она.
— Почему? — повторил он.
— Тогда мне кажется, что он как бы новый.
Он присел и обследовал ее ноги и между ног; затем все так же левой рукой тщательно проверил ее новые сапоги на меху.
— А ты знаешь, сколько стоит такой браслет? — спросил он ее, снова наконец поднявшись.
— Нет.
— Стой смирно.
Он встал позади нее, обследуя ее спину, ягодицы, снова ноги — до самых сапог.
— Ты его не застраховала?
— Нет.
— А почему?
— Мишель подарил его мне из любви. Не ради денег.
— Садись в машину.
Она села, он обошел машину спереди и залез на сиденье рядом с ней.
— О'кэй, поехали к Халилю. — Он включил мотор. — С доставкой на дом. О'кэй?
У пикапа было автоматическое управление, но Чарли заметила, что он ведет машину преимущественно левой рукой, а правая лежит у него на коленях. Она вздрогнула от неожиданности, когда зазвенели пустые бутылки. Машина доехала до перекрестка и свернула налево, на такую же прямую дорогу, что и предыдущая, только без фонарей. Лицо водителя, насколько она могла видеть, похоже было на лицо Иосифа — не чертами, а напряженным прищуром глаз человека, посвятившего себя борьбе: все три зеркальца пикапа и она сама находились под его неусыпным надзором.
— Ты любишь лук? — спросил он, перекрывая звон пустых бутылок.
— В общем, да.
— А стряпать любишь? Что ты стряпаешь? Спагетти? Венские шницели?
— Да, примерно.
— А что ты готовила для Мишеля?
— Бифштекс.
— Когда?
— В Лондоне. В тот вечер, когда он остался у меня.
— Без лука? — спросил он.
— С салатом, — ответила она.
Они ехали назад, к городу. Свет его огней вставал розовой стеной под нависшими облаками. Они спустились с холма и выехали на широкую плоскую равнину, сразу вдруг растекшуюся. Чарли увидела недостроенные заводы и огромные стоянки для грузовиков, на которых не было машин. Увидела гору мусора. Ни единой лавки, ни единого кабачка, ни одного освещенного окна. Они въехали на цементную площадку. Пикап остановился, но шофер не выключил мотора. "МЕБЛИРОВАННЫЕ КОМНАТЫ — ЭДЕМ. Willkommen! Bienvenu! Будьте как дома!" — прочла она надпись красными неоновыми буквами над ярко освещенным входом.
Отдавая ей сумку, шофер вдруг что-то вспомнил.
— Отнеси ему это. Он тоже любит лук, — сказал он и вытащил коробку с луком. Когда он ставил коробку ей на колени, Чарли заметила, что правая рука у него висит неподвижно. — Четвертый этаж, комната номер пять. Поднимайся по лестнице. Не на лифте. Иди.
Она пошла к освещенному входу, а он смотрел ей вслед, не выключая мотора. Коробка оказалась тяжелее, чем она полагала, и ей пришлось нести ее обеими руками. В холле было пусто, лифт стоял в ожидании, но она не села в него. Лестница была узкая, винтовая, крытая ковром, протертым до дыр. Музыка, звучавшая по трансляции, словно бы задыхалась, в душном воздухе стоял запах дешевых духов и табачного дыма. На первой площадке пожилая женщина бросила ей из своей стеклянной клетушки «Gruss Gott»