— Они хотят убить меня в лесу. Если бы не эти честные жолнеры, может быть, уже убил бы меня вот тот пан гусар! — услышав украинскую речь, крикнул он с воза.
— Это они умеют делать, — где вздумается, там и режут нашего брата, как вола. Эй, пан Назрулла, тут какой-то человек в беду попал! — воскликнул казак.
Из кустов выехал полковник в сопровождении нескольких казаков.
— Кто ты? — спросил Назрулла, подъехав к возу. И, не дожидаясь ответа, выхватил из-за пояса кинжал, разрезал веревку, которой был связан Матулинский.
— Зовут меня Матулинским. Сейчас я — пленник этого изверга гусара из охраны коронного гетмана, — не задумываясь, ответил Лукаш Матулинский.
— Ха-ха-ха… — захохотали казаки, — коронного гетмана… Получается, смертник, братец, как и мы, по милости все того же коронного палача!
— А ну-ка, хлопы, давайте проучим этих грязных изуверов! — крикнул один из казаков.
— Йок, не надо проучим! Сам шайтан да горькая жизнь пусть проучит дурака жолнера. Отобрать у гусара коня, оружие и отпустить, пусть идет под охраной жолнеров, — приказал Назрулла.
Лукаш Матулинский не раз слышал о Назрулле. Хмельницкий рассказывал ему о том, какая горькая судьба забросила его на украинскую землю. Признаться ли ему, с каким поручением пришел он к старшинам Черкасского полка, или промолчать? Долго раздумывал над этим и только сказал:
— Полковник Хмельницкий, уезжая на Сечь, приказал нам присоединиться к воинам украинского народа. Но ведь всюду шныряют отряды коронного гетмана. Вот и схватили меня эти негодяи…
Богдан Хмельницкий, поторапливая Дорошенко и Карпа, прискакал в монастырь. Словно ветер влетел в келью, где жили его дети с Мелашкой. Разбуженные дети, прижавшись к старухе, оторопело смотрели на отца. Они видят, что он спешит, виновато улыбается, окидывая их взглядом. Только младший сын Юрко первым прижался к отцу.
— Нет у нас мамы… — заплакал мальчик.
— Нет, Юрко, нет! Мамы у вас нет, но жив еще отец!.. Вот разыскать только должен нашего Тимошу на Запорожье…
— Бегите и вы, татусь! — со стоном, тяжело вздохнув, сказала старшая дочь, по-взрослому понимая, куда торопится ее отец.
— Да! Да, беги, а… мы как-либо переживем, — успокаивала Богдана постаревшая от свалившегося на нее горя Мелашка. — Своего дома у детей все равно нет, а отсюда нас не выгонят добрые люди.
Богдан спешил сюда, чтобы поговорить с детьми и Мелашкой, успокоить их. У него сжималось сердце от угрожающей неизвестности, от напряжения. А как хотелось ему обласкать детей, посоветоваться с Мелашкой, поблагодарить монахинь! Нежно, по-отцовски, ласкал рукой по голове Юрка, глотая слезы, комком подкатывавшиеся к горлу. Осматривался, привыкая к сонным детям. А как он сам нуждался в утешении и поддержке! Кончалась ночь, приближался рассвет. Стоит ли ему задерживаться здесь и подводить полковника Кричевского?