Данило Нечай выскочил за ворота. В зареве пожара казаки увидели своего полковника. Его буланый конь будто горел ярким пламенем. Расстегнутый, без шапки мчался Данило Нечай. Он не поднимал сабли, а держал ее сбоку, перебросив через шею коня слева. От ураганного ветра или от гнева на щеках у полковника блестели слезы. Или, может быть, это от сабельного шрама на щеке отражался огонь из его глаз?..
Легкая конница Ланцкоронского с криком скакала по улице, не успев развернуться на площади. На нее и обрушился Нечай со своими казаками.
— Принимай гостей, Иван! — крикнул полковник брату, выскочившему из-за церкви с брацлавской сотней.
С огородов, с улиц двинулись жолнеры и гусары. Уверенные в том, что застигнут в Красном перепившихся казаков, они не ожидали такого внезапного отпора. Первые из них, словно скошенные молнией, падали под ударами казачьих сабель. А сзади напирали другие, обдавало жаром пылающих крестьянских хат. Бряцанье сабель, ржанье одичавших в бою коней заглушали стоны умирающих.
Вот один конь поднялся на дыбы и сбросил неосмотрительного всадника. В глазах животного горел дикий ужас. Конь загребал ногами воздух, словно защищаясь от страшного нашествия, и упал, сбитый другим конем, затоптанный десятками подкованных копыт.
Казак оперся спиной о тын. В одной руке он держал обломок сабли, а в другой — обрывок ляхского знамени. Как он тут оказался и что творится вокруг — не мог понять. Хотел идти, споткнулся и мертвым повалился на еще шевелившиеся тела. В воздухе сверкали сабли разъяренных всадников, а на утоптанном снегу лишь стоны и смерть.
Казаки по трупам мчались за своим полковником. Никто не ждал конца сражения, своих узнавали чутьем. А шляхтичи по старой привычке дико орали:
— За пана круля!.. За матку боску Ченстоховску!..
Казаки же только скрежетали зубами, сражаясь один против пятерых. Они знали, за что сражались: за собственную жизнь, за свободу страны! Некогда было кричать в такой безумной схватке. Разумнее молчать, когда враг вопит, скорее узнаешь его.
Гусары остановились. Первый, что бросился бежать, перед тем как его зарубил Нечай, успел еще крикнуть:
— Пропали, Езус-Мария!..
Он таки пропал, но заставил других подумать о спасении своей души. Казаки теснили врага, заменив упавших в бою свежими силами. Полковник Нечай отчаянно рубился, окруженный вражеской конницей, появляясь в самых опасных местах. Будучи один без шапки, он выделялся среди других, бросался в глаза и своим и врагам. По лицу и рукам у него текла кровь из ран. Казаки видели, что Нечай сражается, и этого им было достаточно. Они, как львы, бросались следом за ним на вражескую конницу, выбивая ее с краснянской улицы.