Сопровождавшие Богдана казаки громко захохотали, а за ними и чигиринцы. Писарь Данило Чаплинский исподлобья посмотрел на казаков и тоже засмеялся. Этим он крайне удивил есаула Пешту, словно неожиданно дал ему пощечину. Ведь, кроме Чаплинского, среди присутствующих здесь не было у него ни единомышленников, ни противников Хмельницкого.
— Не скажите, пан Хмельницкий! — выпрямился Пешта. Он словно покачнулся всем телом. — Как полковой есаул я, кажется, тоже занимаю не последнее место среди казачества. У меня больше оснований представлять наш полк у пана коронного гетмана, чем…
— Мне неизвестно, действительно ли коронный гетман хотел бы видеть там именно есаула Чигиринского полка. Кажется, и не коронный гетман назначал пана Пешту на эту должность, слишком тяжелую для здоровья такого…
— Договаривайте, прошу, — какого?! — не подумав, горячился Пешта и, как парубок на гулянье, по-петушиному подскочил к спокойно стоявшему Богдану.
Хмельницкий одну ногу поставил на ступеньки крыльца так, что дубовая доска заскрипела, и уперся рукой в колено. И трудно сказать, чего было больше в его взгляде, устремленном на опьяневшего от негодования есаула. На покрасневшем лице Пешты выступили капельки пота. Уничтожающий взгляд Хмельницкого сказал все, но Пешта еще хотел и услышать, что скажет Богдан. Неужели он думал, что Богдан Хмельницкий, воспитанник иезуитской коллегии, не найдет веского слова! Для Пешты было бы лучше, если бы Хмельницкий промолчал.
— Говорю, слишком тяжела коронная служба для чигиринской стоеросовой дубины! Именно это я и хотел сказать, пан Сидор, да воздержался. Подыскивал более мягкое выражение из уважения к нашей почтенной компании, — широким жестом руки показывая на присутствующих здесь полковников и на Адама Киселя. — Я стыдился бы лезть туда, куда тебя не Просят… И, пожалуйста, садитесь, пан есаул, на коня, вижу, он оседлан не для прогулки по Чигирину. Мне тоже будет приятно приехать к пану Станиславу Конецпольскому в сопровождении еще и полкового есаула. Солидно, даже блестяще, черт возьми! Пан полковник, надеюсь, удовлетворил бы мою просьбу назначить и полкового есаула в мою свиту? — обратился «Хмельницкий к Кричевскому и, не дожидаясь ответа и не скрывая своей насмешки, закончил: — Впрочем, полковник Хмельницкий мог бы найти более подходящего человека для» своей благородной свиты! Чигиринский казачий полк — это наша гордость. Каждый полковник должен считать за честь, когда его сопровождает в такой ответственной миссии казак чигиринец! Коронный гетман-очевидно, рассчитывает услышать от нас беспристрастное и искреннее мнение о построенной им крепости на Днепре. Казацкий старшина должен открыто сказать ему правду, как это принято у нас, к каким последствиям могут привести подобные действия Варшавы. Коронный гетман надеется, что среди казацких старшин есть такие, которые на протяжении пятидесяти лет говорили и теперь скажут правду! А скажет ли полковник, есаул Сидор Пешта, ставший им по милости польного гетмана? Мы знаем, что пан Сидор будет льстиво обхаживать знатного шляхтича, словно жена мужа, которому только что изменила. Он обомлеет перед коронным гетманом и начнет хвалить крепость, даже не осмотрев ее как следует, не поняв ее значения или угрозы, которую она представляет со своим французским, немецким или иезуитским гарнизоном, стоя на исконных казачьих путях к морю…