Они добежали до ворот Пресептории и, миновав их, свернули влево, и навстречу им под едва угадываемой сенью шалаша двумя затухающими золотыми угольками затеплились, чуть помаргивая, страдальческие глаза козла.
Тогенбург лежал на боку, и туго натянутый живот ритмично подергивался дрожью, как у сытого мурлыкающего кота.
– Сусанин прав насчет клизмы, – тяжело вздохнув, констатировала Варвара. – Печенье, сухарики, галеты. Полными карманами. Кроме вас и еще сердобольные души нашлись – сама вчера сушками потчевала. И кроме меня…
– Что делать-то? – простонал Ригведас.
– Начнем с массажа. Кирюша, держите его за рога, а вы, Петере, раздобудьте побольше теплой воды… и яблок, желательно с гнильцой!
А далее последовало то, что в летописях Земли Тамерлана Степанищева значилось как «лечебная физкультура для обожравшегося козла в темную сентябрьскую ночь». Только часа через два вконец обессиленные Петере, Кирюша и Варвара повалились на траву, изукрашенные синяками от рогов и копыт неблагодарного пациента, а сам рыцарь Тогенбург, трепеща вздернутым хвостиком в диапазоне ультразвуковых частот, ринулся прочь от пригревшей его твердыни цивилизации, усыпая свой путь мелким горошком.
– Уф-ф, – едва ворочая языком, проговорила Варвара, – и кто мог догадаться, что единственное средство от синдрома Лероя – это уровень современной медицины!
– Ветеринарии, – поправил ее Кирюша, – впрочем, они друг друга стоят.
– Вам-то смешно, – подал голос Ригведас. – Я ведь тоже к нему привязался! Жил в Пресептории беленький козлик…
Жалостливый фальцет горе-дрессировщика вызвал только взрыв хохота – обычная нервная разрядка.
Впрочем, Ригведас и сам смеялся.
– За чем же дело стало, – веселился Кирюша, – скушай гнилое яблочко…
И в этот миг что-то случилось. Тишина напряглась, натянулась, готовая порваться; так бывает, когда с вершины срывается снежная лавина и летит, пока беззвучная, но уже несущая в себе весь неминуемый гул и грохот. Из чащи кустарника по-заячьи выметнулся Тоги и прижался к ногам людей, вздрагивая опавшими боками.
С моря донесся приглушенный, отдающий горечью и погибелью звон, как будто не ударили в колокол, а он треснул сам собой.
– Слышали? – чуть шевеля губами, спросила Варвара.
– Не-ет, – немного помолчав, протянул Кирюша.
– Нет, – подтвердил Ригведас.
Вот потому-то она и проспала. Дважды ее словно что-то подталкивало, она нажимала кнопочку, ставни раздвигались – за окном была непроглядная темень. На третий раз решила взглянуть на часы – дали небесные, да все уже за завтраком! О купании было нечего и думать. Она поспешно натянула на себя новую форму, заботливо разложенную Полупегасом прямо на столе, и, даже не полюбовавшись в зеркало на все это великолепие, помчалась в трапезную. Ригведаса, естественно, не было, но вот Кирюша Оленицын прочно находился в центре внимания, рассказывая о ночной эпопее с самыми цветистыми и далеко не всегда имевшими место подробностями, не слишком уместными за столом.