Наконец он взглянул на часы. Была уже половина четвертого. День заканчивался быстро и напряженно.
Конклин резко поставил стакан с остатками имбирного пива на обшарпанную и грязную стойку бара в питейном заведении на Девятой улице. Он был здесь регулярным посетителем по одной простой причине, что ни один из людей его круга никогда не открывал этой невзрачной стеклянной двери. Здесь была определенная свобода поведения, которая отнюдь не смущала его и вызывала даже некоторый интерес. Как только он переступал знакомый порог, то немедленно снимал галстук, за что снискал определенное уважение у других завсегдатаев, и, хромая, проходил к одному и тому же стулу, около автомата с китайским бильярдом. И когда бы он ни появился, его неизменно ожидал стакан, на два пальца наполненный бурбоном, а кроме того, бармен, который был и владельцем этого заведения, не возражал против того, что Алексу часто звонили по телефону, находящемуся в старой, покосившейся кабине, расположенной у соседней стены. Это и был его «абсолютно стерильный номер», по которому только что раздался очередной звонок. Конклин, прихрамывая, подошел к кабине и поднял трубку.
— Да? — произнес он, закрывая болтающуюся дверь.
— Это «Тредстоун»? — произнес хорошо поставленный мужской голос.
— Да, мне приходилось там работать. А вам?
— Я не был там, но хорошо знаком со всеми делами по документам.
Голос! Он показался знакомым старому профессионалу, хотя он явно первый раз слышал его. Как Вебб описал его? Англизированный? Да, этот голос действительно принадлежал человеку из средней Атлантики, утонченному и широко образованному. Это должен быть тот самый человек. «Гномы» выполнили свою работу, и дело сдвинулось с мертвой точки. Кто-то, видимо, испугался.
— Сначала я должен убедиться, что за вашими словами что-то есть. Факты, имена, даты... я помню их все наизусть и хочу убедиться, насколько вы знакомы с архивом... и с той информацией, которую мне дал Вебб прошлой ночью.
— Насколько я вас понимаю, то в случае, если произойдет что-то неожиданное, с вашей стороны последует определенное заявление, которое найдет необходимые пути в Сенат или в соответствующий подкомитет Конгресса, где сторожевые псы законности только и ждут своего часа. Я верно понимаю ситуацию?
— Я, признаться, очень рад, что мы сразу поняли друг друга.
— Но это не приведет к положительному результату, — заметил говорящий, и в его голосе почувствовалось раздражение от того, что ему приходится ронять достоинство.
— Если что-нибудь произойдет, то почему это должно беспокоить меня?