Мадди не дыша смотрела в его темные глаза. Слезы душили ее, но она понимала, что не должна больше плакать. На сердце стало легко как никогда. Ей было ясно, о чем говорит Ривлин, как и то, о чем он молчит, и до боли хотелось воспользоваться случаем. Нет сомнения, что каждый из них пойдет своей дорогой, этого нельзя избежать. Пусть им суждено только на время быть вместе, но последствия их встречи могут оказать воздействие на всю оставшуюся жизнь обоих. Она чувствовала себя обязанной напомнить ему об этом и дать таким образом возможность выпутаться из щекотливой ситуации.
— Из-за близости со мной может пострадать твоя репутация.
— У меня не столь уж блестящая репутация, милая, — ответил он, ласково проводя пальцами по ее щеке. — Путь мой был долгим и трудным и нередко проходил по низинам. То, что ты плакала у меня на плече, — одна из высших точек моей жизни.
— А ты один из самых добрых людей, каких я встречала, Ривлин Килпатрик.
Ривлин медленно покачал головой:
— Наверное, не очень мудро позволять тебе думать такое…
Никогда в жизни ее не целовали так, как поцеловал Ривлин, — нежно и ласково, с необычайной страстностью, от которой у Мадди перехватило дыхание и закружилась голова. Раскрыв губы, она ответила на поцелуй, и Ривлин застонал, когда коснулся языком ее языка. На мгновение он крепче сжал Мадди в объятиях, но почти сразу ослабил их и прервал поцелуй. Мадди, все еще оставаясь в кольце его рук, подняла на него глаза.
Ривлин попытался улыбнуться.
— Мне казалось, что ты назовешь меня наглецом и влепишь пощечину за такое вольное обращение.
— Но у меня вовсе не было такого намерения, — честно ответила Мадди.
Ривлин имел все, чего не имела она: силу, уверенность, стойкость. Мадди была бы счастлива укрыться в нем, стать его частью, чувствовать себя в безопасности в его объятиях.
— Тебе стоит припомнить хоть несколько поучений твоих приютских дам-благотворительниц насчет хороших манер, милая, — сказал Ривлин, отпуская ее от себя. — Я вовсе не такой добрый, как ты думаешь, и сейчас мне очень трудно удержаться и не переступить последнюю черту.
Тем не менее он удержался. Частью существа Мадди понимала, что ей следует быть благодарной за его стремление оставаться порядочным человеком, но другая ее часть — эгоистичная — испытывала горькое разочарование и одиночество, потрясенная силой доселе неведомого желания. Обеспокоенная последним открытием, Мадди постаралась подавить этот порыв и вести себя благоразумно. Она произнесла как можно спокойнее:
— Быть может, нам стоит вернуться к этому разговору, когда мы не будем такими усталыми.