Бабушка умерла уже давно, и Саша уже привыкла к тому, что ее нет. Но в тот момент, еще не успев вспомнить, что с ней произошло, не осознавая ситуации, она почему-то очень остро ощутила тоску по утраченному близкому человеку.
— Солнце-солнышко, — пролепетала она одними губами, и удивилась, что не чувствует губ. Ей почему-то стало больно, было такое ощущение, что лицо стянуто маской. Маской из белка — наверное, именно такое ощущение испытывает женщина, когда накладывает на лицо стягивающую маску. Но Саша никогда в жизни не делала масок.
— Солнце-солнышко, — снова проговорила Саша и ясно почувствовала боль. Инстинкт заставил ее приподнять ладонь и дотронуться до лица. Она дотронулась.
Кожа была какой-то странной. Как будто и не кожа вовсе, а шершавая материя с грубым плетением или кусок пергамента. Саша снова дотронулась до лица, проверяя свои ощущения. Дотронулась — и в тот же момент поняла, что это не лицо. Это бинт. Она провела рукой дальше, пытаясь найти хотя бы маленький островок кожи, но кожи нигде не было — только бинт. Один бесконечный, сплошной бинт. Эти мутные сероватые круги перед глазами, ограничивающие пространство, — тоже бинт.
Она изо всех сил пыталась заставить себя не думать. Забыть о том, что было, даже не успев вспомнить. Но память не хотела идти на компромисс, не умела делать выбор между черным и белым.
«Я все-таки жива. Жива, а это самое главное, — подумала она после того, как картина вчерашнего вечера полностью оформилась в ее сознании. — Он не успел меня убить. Что-то ему помешало…»
— Как вы себя чувствуете? — внезапно раздавшийся голос был дружелюбным и заинтересованным. Саша снова попыталась раскрыть рот, но ее тут же перебили: — Нет-нет, не отвечайте, ни в коем случае. Вам пока еще не надо… говорить.
Саша прикрыла глаза. В палате было душно, даже слишком душно, и ей мучительно захотелось глотнуть свежего воздуха.
— Душно, — тихо проговорила она, опять удивившись новому отзвуку боли. Сквозь сомкнутые подрагивающие ресницы она видела лицо женщины, склонившейся над ней. Это лицо показалось ей добрым и хорошим, впрочем, как все лица окружающих Сашу людей — по-другому она просто не умела видеть мир. Она боялась, что одного ее слова будет слишком мало для того, чтобы эта женщина поняла, насколько сильно необходим ей сейчас воздух. Повинуясь какому-то внутреннему порыву, вынула руку из-под одеяла и протянула ее наугад, в пространство, сразу же почувствовав теплое прикосновение чьих-то пальцев. И вслед за этим — воздух. Свежий, терпкий, пронзительный воздух осени — как глоток свежей и чистой воды из родника.