– То-то же! – сказал дядя. – Ничего не поделаешь, всякий бы поразился. Я и сам удивлялся вчера, когда исчезла морская свинка.
– Так это вы кричали? – спросил Дигори.
– Ах, ты слышал! Ты что, следишь за мною?
– Нет, – сердито сказал Дигори. – Вы лучше объясните, что случилось с Полли?
– Поздравь меня, мой мальчик, – дядя Эндрью снова потер руки,
– опыт удался. Девочка исчезла. Сгинула. В этом мире ее больше нет.
– Что вы с ней сделали?
– Послал… хм… в другое место.
– Ничего не понимаю, – сказал Дигори.
– Что ж, я тебе объясню. – Дядя Эндрью опустился в кресло. Ты когда-нибудь слышал о миссис Лефэй?
– Нашей двоюродной бабушке? – вспомнил Дигори.
– Не совсем, – сказал дядя Эндрью, – она моя крестная. Вон ее портрет, взгляни.
На выцветшей фотографии Дигори увидел престарелую даму в чепчике. Такой же портрет, вспомнил он, лежал в комоде у него дома, и мама замялась, когда он спросил ее, кто на нем изображен. Лицо было не слишком приятное, но, может, виновата старая фотокарточка…
– Кажется… кажется, она была не совсем хорошая? – спросил он.
– Ну, – хихикнул дядя Эндрью, – все зависит от того, что считать хорошим. Люди очень узки, мой друг. Допустим, у нее были странности, были чудачества. Иначе ее не посадили бы.
– В сумасшедший дом?
– О, нет, ни в коем случае! – возмутился дядя. – В тюрьму.
– Ой! – сказал Дигори. – За что?
– Бедняжка! – вздохнул дядя. – Ей чуть-чуть не хватало благоразумия. Но не будем вдаваться в подробности. Ко мне она всегда была добра.
– При чем тут это все! – вскричал Дигори. – Где Полли?
– Всему свое время, мой друг, – сказал дядя. – После того, как миссис Лефэй выпустили, она почти никого не хотела видеть. Я был среди тех немногих, кого она продолжала принимать. Понимаешь, во время последней болезни ее стали раздражать ординарные, скучные люди. Собственно, они раздражают и меня. Кроме того, у нас были с ней общие интересы. За несколько дней до смерти она велела мне открыть тайничок в ее шкафу и принести ей маленькую шкатулку. Стоило мне взять ее в руки, и я прямо затрясся, почувствовав тайну. Крестная приказала не открывать ее, а сжечь, с известными церемониями. Разумеется, я ее не послушался.
– И очень зря, – сказал Дигори.
– Зря? – удивился дядя. – Ах, понимаю. По-твоему, надо держать слово. Резонно, мой милый, очень советую. Но, сам понимаешь, такие правила хороши для детей, слуг, женщин, вообще людей, но никак не для мудрецов и ученых. Нет, Дигори. Причастный к тайной мудрости свободен и от мещанских радостей, и от мещанских правил. Судьба наша, мой мальчик, возвышенна и необыкновенна. Мы одиноки в своем высоком призвании… – Он вздохнул с такой благородной печалью, что Дигори на мгновение посочувствовал ему, покуда не вспомнил дядины глазки, когда тот предлагал Полли кольцо, и не подумал: «Ага, он клонит к тому, что может делать все, что ему угодно!»