Юрий Антонович мухлевал. Мухлевал сознательно. Ему нужно было запугать своих сотоварищей, чтобы они приложили максимум усилий для розыска Иванова и тех, кто за ним стоит. Партийные деньги были не самым лучшим стимулом. Собственная жизнь — гораздо лучшим. Во имя спасения своей жизни они землю будут рыть. А ради только денег... Деньги у них и так есть.
— Что это за фрукт такой, Иванов?
— Который, если тебя послушать, страшней атомной бомбы!
— Ладно тебе пугать. Видели мы таких Ивановых... — хмыкнули сотоварищи.
— Таких — не видели, — мрачно сказал Юрий Антонович. И выложил на стол пачки переснятых его эмвэдэвским другом из уголовных дел фотографий.
— Что это? — спросили сотоварищи.
— Это его жертвы. Которые тоже сомневались в его возможностях. Вот эти — по первому эпизоду. Вот эти — по второму. Эти — по третьему. А эти, четырнадцать, по четвертому.
— Сколько, сколько по четвертому?
— Четырнадцать! Четырнадцать трупов хорошо вооруженных уголовников!
— Ты хочешь сказать, он их... один? Хотя они были вооружены.
— Один!
— Брось. Такое только в кино бывает...
— И еще в поселке Федоровка. И на улице Агрономическая. И на улице Северная два раза.
— Может, это не он? Вернее, не один он. Может, ты вообще все это сочиняешь.
Юрий Антонович зачитал выдержки из томов уголовных дел. Про «пальчики», пистолеты и извлеченные из тел пули.
— Ё-моё!
— Кто он? — уже гораздо более серьезно спросили соратники.
— Я предполагаю, что военный разведчик. Вернее, военный диверсант. Который всю жизнь учился убивать. И всю жизнь убивал. Для которого эти четырнадцать — всего лишь отделение.
— Почему ты решил, что он военный?
— Пистолет, из которого Иванов убил нескольких человек, был похищен со спецскладов ГРУ. Причем так похищен как мог похитить только человек, работающий в этой системе.
— И все?
— Нет. Еще почерк убийств. Почерк, да. Почерк был налицо.
— ГРУ — это серьезно, — мрачно сказал один из присутствующих. — Я их знаю. Они вначале мочат, а потом разговаривают. Потому что так привыкли. Привыкли убивать два десятка, прежде чем захватить одного того, который нужен.
— Что ты предлагаешь делать? — спросил другой.
— Строго говоря, у нас есть два выхода. Первый — уйти. Второй — драться.
Уходить от вожделенных миллионов никто не хотел. Драться чужими руками — почему бы и нет.
— Что ты подразумеваешь под дракой?
— Поиск этого Иванова и стоящих за ним людей. И уничтожение этого Иванова. И если их это не остановит — этих людей.
— Это не слишком?
— Не слишком. Или мы их, или они нас. С ними надо говорить на понятном им языке. Языке силы. Ну что? Согласны? Присутствующие молча кивнули.