Когда я остановился перед ней, она посмотрела сквозь меня и уставилась в затертый множеством ног пол.
Я ждал, что она мне скажет, но она молчала, изредка пошмыгивая носом. Растрепанные волосы сосульками свесились на лицо, словно стремились закрыть его от моего взгляда.
Я и сам не знал, почему решил остановиться возле юной попрошайки. Я все равно не мог помочь ей, но, видимо, желание лишний раз убедиться в этом было сильнее меня. Значит, я все еще — человек. Только человеку присуща мазохистская склонность бередить заживающую рану.
— У тебя действительно умерла мама? — спросил я девчонку.
Она с вызовом глянула мне в глаза.
— Если вы не верите, то зачем остановились? Шли бы своей дорогой, как все!..
Ого, а ты, оказывается, ершистая девочка. Впрочем, в твоем положении это единственное — что тебе остается.
— Извини, — сказал я. — Согласен, я ляпнул чушь. Лучше задам тебе другой вопрос. Чем конкретно я мог бы тебе помочь?
Девчонка пожала худыми плечиками:
— Известно, чем... Подайте, сколько можете, и все такое...
— А если я способен на нечто большее? — прищурился я.
В ее глазах не появилось ни удивления, ни радости, ни страха. Только огромная усталость, какая обычно скапливается в душе годам этак к пятидесяти.
— А если я скажу тебе, что могу исполнить твое любое желание, чего бы ты у меня попросила? — продолжал я.
Злобная усмешка исказила ее лицо:
— Да идите вы!.. В гробу я видала таких прикольщиков, как вы!
— А ты не очень-то вежлива, — заметил я. — И к тому же, я — не прикольщик. Я ведь — почти что бог.
Она критически оглядела меня с головы до ног и устало оперлась плечиком на стену.
— Да? Что-то вы не похожи на Господа.
— А, по-твоему, я должен был явиться к тебе со сверкающим нимбом над головой и в сопровождении стаи ангелов? — усмехнулся я. — Боюсь, нам с тобой тогда просто не дали бы поговорить падкие на зрелища зеваки...
— Да ладно вам пороть ерунду, — сказала она, озираясь явно в поисках милиции — видимо, в голове ее в этот момент всплыли газетные статьи о том, как время от времени попрошаек-подростков похищает мафия, занимающаяся подпольной продажей человеческих органов для трансплантаций. — Никакого бога на свете вовсе нет, если хотите знать.
— Разумеется, — невозмутимо сказал я. — К тому же, я и не претендую на роль Всевышнего. Я не сотворял мир. И так получилось, что из всех качеств божьих мне досталось только всемогущество. Понимаешь? Возможность творить чудеса — любые.
Девчонка исподлобья покосилась на меня и отвернулась.
Потом тихо проговорила:
— Что ж, тогда сделайте какое-нибудь чудо, чтобы я поверила.