Он тяжело дышал, временами что-то булькало в его горле. Петька сидел на полу, вытянув ноги, а за его спиной впритык сидел один из охранников, я знала, что его зовут Костик и что он из бывших штангистов. Он постоянно ел. Чичерюкинских бобиков я еще путала, но этого не запомнить было трудно Он и сейчас что-то ел, черпая ложкой из консервной банки и причмокивая. У него была младенчески-розовая простецкая морда.
По-моему, они с Петькой дружили.
Я обалдела.
— Что за хреновина? Вы что, ку-ку?!
— Сгинь… — сказал Костику Чичерюкин.
Тот с любопытством посмотрел на меня, пожал плечами и ушел, грохнув воротцами.
— Ему же… больно, мать вашу! — заорала я.
— Добрая, значит? — ухмыльнулся Чичерюкин. — Ну-ну! Тогда спроси своего, допускаю, что, бывшего, хахаля, с чего это он мне по башке съездил и пробовал из «мерса» выкинуться… Как раз на подъезде к территории, когда нас с ним, можно сказать, утро встречало прохладой?
— Руки ему так зачем? И петля эта? Вы что его, вешали?
— Как учили в молодости. Спецкурс «Допросы», — закуривая, пояснил Чичерюкин. — Ладно, теперь ему еще долгонько придется учиться ходить и даже стоять…
Он присел на корточки, вынул нож, выкинул пружинное лезвие, разрезал путы на ногах Клецова, снял и откинул удавку — горло у Петьки было в синих подтеках, — снял наручники и спрятал их в карман. Петька полулежал неподвижно.
Я присела перед ним и стала платком обтирать его лицо.
Веки дрогнули, лезвием блеснули антрациты, и он сказал хрипло и скрипуче:
— С-сука…
— Видишь, ничего страшного, — заметил Чичерюкин. — Вполне способен на точные характеристики!
— Говны-ы, все вы — говны! — дернулся Клецов.
— Может, оно и так, Петр Иваныч, — согласился Чичерюкин. — Поскольку человек — структура, дерьмом накачанная. Кого ни ковырни — таким говнецом дохнет, что хоть стой, хоть падай! Может, ты разъяснишь своей, допускаю, бывшей подруге, с чего это ты тут такую позицию занял?
Клецов склонил голову, выплюнул на грязные доски сгусток черной крови.
— В чем дело, Петр? — спросила я.
Он молчал, будто и не слышал. Глаз не поднимал.
— Даю уточнение! — опять заговорил Чичерю-кин. — Десятого января сего года в четыре часа утра, согласно контракту, Петр Иванович Клецов, двадцати восьми лет, приступил к исполнению телохрана Туманского. То есть занял место за баранкой «мерса», в каковом находились вы, Лизавета Юрьевна, ваш супруг и раб божий Кузьма, я то есть… В сопровождении нашего джипа «шевроле» с четырьмя охранными персонами мы отбыли в Ленинград, то есть по-нынешнему Санкт-Петербург. Вы с этим согласны, Петр Иваныч? Не опровергаете?