Во всяком случае, Кулаков, родившийся в августе 1961-го и названный понятно в честь кого, в нынешний виток своей карьеры входил с более романтическими ожиданиями. Реальность приземляла — но реальность и поднимала до стратосферы. Вряд ли к такому повороту были готовы родители, наградившие долгожданного сына нерусским именем. Чего уж говорить о бабушках, кстати, так и не простивших зятю да снохе, что обожаемый внук не стал Василием или Павлом, в честь одного из дедов — с войны не вернулись оба. Да и четвероклассник Герка, ни до, ни после вполне серьезных драк с дебилом Бурцаком (тот борзо рассуждал на тему «Имя фашистское — и сам фашист» и первый раз смог взять Кулакова на удушающий, зато из второй дискуссии вылетел с искривленной на всю жизнь носовой перегородкой — на двадцатилетие выпуска хвастался), ни на секунду не мог заставить себя поверить, что космическое имя к чему-то обязывает. Странная штука жизнь.
— Делать любимое дело с пользой для страны и хорошо за это получать — мечта ведь, Андрюх, а не жизнь? — сказал Кулаков Андрею Хизунову, когда Ту-160 вышел на боевой курс.
Паренька следовало подбодрить — он третий день бродил с кислой рожей и отвечал односложно.
— Мечта, — подтвердил оператор мрачно.
— Чего куксишься, капитан? — Кулаков не любил лезть в чужую душу, но к Хизунову относился по-особому — не как к сыну (своих оболтусов хватало), но как к любимому племяннику.
— Нормально, Гер-Егорыч, — сказал капитан, внимательно рассматривая курсовой определитель.
Самолет, набирая высоту, шел между Челябинском и Оренбургом: точка старта лежала на стыке Самарской и Оренбургской областей, почти на казахской границе.
Кулаков, видя такое дело, пожал плечом и промолчал.
Андрею стало неловко, и он, все так же не отрываясь от приборной доски, сообщил:
— Татария скоро.
— А… — сказал подполковник. — Ну, скоро. Но мы ж над ее территорией не пойдем, а амы предупреждены.
— Вот именно, — раздраженно буркнул Хизунов. — Бляха, над своей землей летим, и амов предупреждаем. Скоро в сортир уже будем с их разрешения… На боевом самолете… они кишку порвут, но такой не сделают — а мы для них спутники запускаем. Точно, мечта.
— Андрюх, — сказал Кулаков. — Мне самому это… А что делать? Татары в самом деле зарвались — таких вещей арабам-то не спускают, несмотря на то, что у них танки и нефть. Магдиеву за наших еще дюлей недодано.
— Сами додать должны были, а не дядю просить.
— Не додали же, — напомнил Кулаков.
— Потому что Придорогин сопля.
— А что ему, как амам, бомбежку начинать?
Андрей вздохнул и мечтательным тоном протянул: