— Это была отважная попытка, старина, — снисходительно проворковала она,
— но, пожалуй, вам лучше сосредоточиться на своей работе. Мужчины вообще и каждый в отдельности в настоящее время меня не волнуют.
Я осторожно присел на недовольную, ощетинившуюся торчащими пружинами кушетку, глядя на влекущий профиль девушки, ее золотистую блузку, туго обтягивающую манящие холмики высоких грудей, и испустил длинный тоскливый вздох по неосуществленным надеждам. Затем постарался сконцентрироваться на деле.
— Если вы не можете начать, Эл, — проговорила Эйнджел, не дождавшись, когда я окончательно приду в себя, — мы можем устроить поминки — вроде тех, что были в доме Крэмера, и тогда, думаю, вопросы из вас посыплются как из рога изобилия.
— Что это за люди? — поинтересовался я, скорее рассуждая вслух, чем спрашивая у нее. — Может, им никто не сказал, что война уже давно закончилась? Даже со времени окончания войны в Корее прошло уже десять лет!
— «Еще бьют барабаны и цимбалы звенят, но мечты все бледнеют и вянут», — усмехнувшись, процитировала она.
— Что?
— Это все, что у них теперь осталось, — сладкие воспоминания о былой славе. Неужели вы не понимаете? — нетерпеливо спросила она. — В свое время молодые и красивые юноши в форме военных летчиков, украшенной медалями за их подвиги, действительно были героями, настоящими богами! И они любили его в тысячу раз больше, чем собственную жизнь, ценили каждое его мгновение. А что у них есть теперь? — В ее глазах промелькнуло горячее сочувствие, затем она небрежно пожала плечами и продолжила:
— С каждым годом воспоминания все бледнеют. — А сами они старятся, толстеют, лысеют! В те времена они относились к внезапной и страшной смерти как к неизбежному риску при их профессии. А сейчас им приходится встречаться лицом к лицу с чем-то более тягостным, к чему они не готовы, — к медленно подкрадывающейся с возрастом смерти, которая поджидает нас всех. Они не могут с этим смириться, Эл, и потому так неистово цепляются за прошлое. Эти люди испытали чувство бессмертия и не хотят с ним расставаться.
Эйнджел замолчала и сделала глоток водки, а я смотрел на нее с нескрываемым восхищением.
— Да вы настоящий поэт! — благоговейно произнес я. — Понимаю, что во многом ошибался в отношении вас, но никогда не предположил бы, что вы так поэтичны!
— Судя по скрытому огоньку в ваших глазах, вы готовы тоже удариться в поэзию, — улыбнулась она, и в ее голосе снова прозвучала волнующая меня гортанная нотка. — Этот опасный признак знаком мне уже с пятнадцати лет, и он всегда меня настораживал.