Выволочка исполнителям, конечно, хорошее дело, и играет на будущее. Но Моржаретову и Беркимбаеву нужно было добротное сегодняшнее. Оставалось лишь пожалеть, что кто-то не обеспечил «наружке» наказание перед сегодняшним днем: авось бы работали тщательнее.
«Южный крест», подрыв двери у Варахи, подстава Соломатина — наверняка звенья одной цепи. И хотя взрывом и убийством занимается МУР, Моржаретов пытался найти ту запятую, которая связывает, объединяет целое предложение. Здесь как «Расстрелять нельзя помиловать». Где запятая — там и смысл.
Он еще раз собрал все документы по нефти — гора. Покатился по ней с вершины, надеясь зацепиться за что-нибудь неизвестное. Но соскользнул к подножию: или он уже все изучил, или что-то проскакивает мимо, не останавливая взгляда. Сидеть и ждать, когда еще что-нибудь появится и даст новый импульс? Но это дело налоговой инспекции — ждать и контролировать то, что известно. А они на то и полиция, потому и выведены из Госналогслужбы, что их задача — не ждать, а искать самим.
Задача сегодняшнего дня — просчитать место встречи. И взять на ней вторую бухгалтерию. Только когда они докажут, что при сделке допущены налоговые нарушения, только тогда можно будет остановить тот поток, что ринулся из России от «Южного креста». «Южный» — это наверняка потому, что Африка. А «крест»? Крест ставится на Африке? Как показывает практика, названия фирм говорят об очень многом: те, кто придумывает их, словно зацикливаются на том, чем станут заниматься. «Южный крест»…
— Серафим Григорьевич, — раздалось из селектора, — танкеры завтра входят в порты.
— Спасибо, — поблагодарил Моржаретов своего заместителя, державшего на контроле эту сторону операции.
Спасибо. За что? День-два погрузки, и очередная партия нефти испарится из страны, не дав ей практически ничего. Кроме, конечно, загрязненной территории, изношенности буровых, железных дорог и трубопровода. И новых будущих долгов, в конечном итоге, потому что деньги в Россию не придут.
Отыскался наконец Ермек, которого Моржаретов тщетно пытался найти последние два часа. Сам вошел в кабинет — бодрый, хитрый. У Серафима даже сердце екнуло: хитрюще улыбающийся, поглаживающий свою прическу Беркимбаев — это прелесть. Это значит, он что-то раскопал. От такой улыбки глаза у генерала превращаются в тонюсенькие щелочки, но, если по большому счету, зачем ему круглые глаза? Круглых полно у других — целые континенты ходят с ними — и ничего, не вознесены за это качество на небо. А у Ермека за его глазами — мысль.
— Я чувствую, твои ребята хорошо пошурудили, доставив удовольствие своему генералу, — поторопил друга с признанием Моржаретов. — Излагай, не тяни.