— Не бойтесь, ребята, мы вас трогать не станем, — уперевшись плечами в щиты, успокаивали милиционеров, а заодно и себя, демонстранты. — Мы ж понимаем, что сволочи — это те, кто прислал вас сюда.
— Эй, офицеры! Что же вы прячетесь за спины своих солдат? Где ваши честь и совесть? Лужкову продали?
— Позор офицерам!
— Снимите погоны, вы их недостойны.
— И кокарды снимите — на них герб Советского Союза.
— Ублюдки, какая же мать вас родила. Глянула бы она сейчас на вас.
— Вперед! — стараясь заглушить крики, заорал «свинопас».
Шеренга качнулась, мужики уперлись — и все остались на прежних местах.
— Землячок, ты меня не бей, и я тебя не трону. Договор? — мужичонка в вязаной шапке «петушком» придавленный собратьями по митингу к щиту, заглянул за него и подмигнул лупоглазенькому, ошарашенному происходящим солдатику.
— А у вас закурить не найдется? — неожиданно попросил тот, наверное, о самом заветном, колыхаясь во всеобщем противостоянии.
— Это дело мы быстро организуем. Держи. — Мужичок протянул сигарету прямо в дырку в щите. Солдат, не выпуская из рук дубинку и щит, а может, просто не имея возможности пошевелиться в зажатой шеренге, взял ее прямо губами. — Погодите, не напирайте. Дайте человеку прикурить.
Идиллия. Учения по гражданской обороне, когда через пять минут условные противники обнимаются и вновь друзья.
Огонек от спички успел перескочить на видимый из дыры белый кончик «Примы», прежде чем снова засипел мегафон.
— А родом откуда будешь, землячок? — сдерживая солдатика, продолжал беседу разговорчивый мужик.
— Из Пензы.
— Родители есть?
— Одна мама.
— Чего сюда-то пришел?
— Привели. Не выполнишь приказ — в дисбат отправят. А туда неохота.
— Переходи на нашу сторону. Все равно мы победим.
— А если нет? Вам-то что, разойдетесь по домам. А мы? Пусть бы командиры приказали.
— Командиры попрятались за ваши спины, неужели не видите?
Солдат невесело усмехнулся: толку-то, что видим.
— Уходи, сынок, — уговаривала женщина рядом уже другого милиционера. — Не бери грех на душу. Всю жизнь ведь потом вспоминать будешь. Этот позор спать тебе не даст. Уходи. Я укрою, а мать простит.
Солдат, не реагируя, отрешенно смотрел поверх голов.
— Ты же жизнь свою с насилия начинаешь, — не отступала женщина. — Дети тех, кто тебя послал бить собственный народ, в Америке учатся. Ты ведь уже взрослый, должен сам думать и все понимать.
— Да уйдите вы все ради Бога! — заорал, сорвавшись, тот. — Мы хоть на службе, а что вы здесь делаете? Идите по домам спать. Мы трое суток под дождем и не евши из-за вас.
— Не из-за нас, сынок, не из-за нас, — обрадовавшись голосу подопечного, как радуются ожившему больному, ласково и осторожно ответила агитаторша. — Мы на своей земле. Это вы с друзьями лучше подумайте, кто и зачем вас сюда прислал.