— Судьба несправедливо и жестоко обошлась с моей сестрой, — продолжала Соня, — ей пришлось многое пережить, а страдания не проходят бесследно.
— Поверьте мне, — горячо воскликнула Марфа и осеклась под осуждающим взглядом служки, перейдя на шепот, — самое простое — решить, что кто-то безумен, вместо того, чтобы выяснить правду, которая часто оказываемся совершенно иной, чем мы представляли себе. И часто безумие и есть та самая правда.
— Вы говорите, как моя сестра, — обиделась Соня. — Да разве можно подозревать собственных родителей в том, что они сговорились не раскрывать тайну ее происхождения? Моя сестра уже и маменьку до слез довела, и папеньке, боюсь, грозит та же участь. Она думает, что маменька родила недоношенного ребенка, который сразу же и умер, но о его смерти никто не успел узнать, потому что маменьке удалось подменить своего младенца чужим. Той самой девочкой, по имени Анастасия.
— Господи Боже! — Марфа покачнулась и оперлась рукой на край стола, где были разложены свечи.
— Вот видите, — нахмурилась Соня, — даже вам эта история показалась неприятной. А все оттого, что сестрице не терпелось узнать то, что знать не следует. И ведь жила себе спокойно, а как нашла этот перстень, так сразу вся и переменилась.
— Перстень? — голос Марфы предательски задрожал.
— Все началось с него, — кивнула Соня. — Лиза нашла у своего мужа перстень с именем Анастасии, а потом вычитала в приходской книге, что эта Анастасия родилась в один с нею день.
— А кто? Кто твоя сестра? — Марфа схватилась за грудь — сердце, казалось, сейчас выпрыгнет из нее.
— Лиза, Лиза Долгорукая, — пояснила Соня. — Мы уже давно с нею мучаемся — то она из дома в лес убежит и бродит там, как ведьма, то вот недавно могилу отца раскопала, а теперь еще и это — придумала, что она нам не родная.
— А вдруг — так оно и есть? — едва слышно прошептала Марфа.
— Как вам не стыдно! — рассердилась Соня. — Я с вами душевно разговаривала, а вы… Мы же с вами в храме Божьем — постыдились бы!
Соня капризно надула губки и ушла, не попрощавшись и не перекрестившись на выходе. Но Марфа даже и не взглянула на нее — значит, вот оно как было! Проклятая Сычиха солгала — отдала ее деточку ненавистной Долгорукой. Но больше этому не бывать — я сама верну себе своего ребенка, сказала себе Марфа и решительно направилась к имению Долгоруких…
— Ты заметила, как быстро повзрослели наши дети? — с нежностью спросил князь Петр, когда Долгорукая вернулась в его кабинет.
— Увы, — пожала плечами княгиня, — мы тоже не молодеем.
— Я думал, эта мысль тебя порадует, — растерялся Петр.