— Мне кажется, если я растеряю все свои чувства по дороге в театр, то не смогу быть на сцене по-настоящему страстной.
— Я думать — настоящий чувства важнее, чем изображаемый, — Мария пристально посмотрела Анне в глаза, и та отвела взгляд.
— Не знаю, — наконец, промолвила она.
— А знаете, как я признаться в любовь мой жених? Я написать ему стихи.
— Вы очень смелая, — улыбнулась Анна. — И я так рада нашему знакомству.
— Что это? Часы? — гостья обернулась в сторону деревянных напольных часов — предмет особой гордости барона Корфа. — О! Я пора! Мне надо бежать!
— Бежать никуда не надо, — остановила ее Анна. — Наш конюх Никита вас отвезет.
— Но… — растерялась Мария.
— Никаких «но»! — успокоила ее Анна. — Пойдемте, я провожу вас.
Вернувшись в гостиную, Анна вдруг вспомнила, что Корф хотел видеть ее, но он появился сам, и они столкнулись в дверях. Корф побледнел и хотел обнять Анну, но она отстранилась от него — вежливо и холодно, словно и не было того мимолетного, но такого счастливого объяснения вчера в карете.
— Что еще случилось? — надменно поинтересовался Корф. — Вы опять чем-то недовольны?
— Вы были нелюбезны с моей гостьей.
— Это пока еще мой дом, и гости сюда приходят только званными.
— Я всего лишь помогла бедняжке…
— Ах, оставьте! — разозлился Корф. — Всем не поможешь! И потом — благородство всегда наказуемо.
— Это вы о госпоже Болотовой? — иронически осведомилась у него Анна.
— Госпожа Болотова завтра же покинет этот дом. Ей предстоит дальняя дорога.
— Она так быстро надоела вам?
— Мне незачем к ней привыкать. В ней нет ни капли искреннего чувства. Она — та же актриса, только играет в жизни, а не на сцене.
— Так вот в чем дело! — понимающе улыбнулась Анна. — Вы не верите актрисам.
— Анна! Боже! — воскликнул Корф. — Я не это хотел сказать.
— Быть может, но того, что я услышала, достаточно, чтобы понять, к чему вы клоните, и в действительности думаете обо мне.
— Анна, что с вами? Я не узнаю вас. Мы едва-едва стали понимать друг друга. Но теперь я вижу — ваше сердце осталось холодным, равнодушным и полным непонимания. И я даже сомневаюсь теперь — есть ли оно вообще?!
— Что? Да как вы смеете?!
— Впрочем, я забыл! Вы же актриса! И способны выражать ваши чувства лишь на сцене. Но на сцене мы с вами никогда не увидимся. Слышите? Никогда!
— Когда-нибудь, Владимир, вы пожалеете о том, что сейчас сказали, — сухо произнесла Анна. — Извините, я должна отдохнуть, репетиция немного утомила меня. Как оказалось, режиссеру тоже была нужна моя страстность. Но, думаю, на всех ее не хватит, так что мне придется выбирать — или страсти в этой гостиной, или на сцене.