— Все еще любишь ее?
— Ты не ответил мне! Значит, ты не собираешься освобождать ее? — понял Репнин. — Тогда продай Анну мне.
— Тебе? Чего ради?
— Но ты же собирался продать ее моему дяде, князю Оболенскому!
— Собирался, но передумал. У меня есть свой театр, и я не хочу лишаться лучшей в нем актрисы.
— Послушай, Корф…
— Я не желаю слушать всякий вздор! Анна останется в моем доме на прежнем, как при отце, положении.
— Владимир! Зачем тебе Анна? Что ты задумал сделать с ней?!
— Тебя это не касается! Я могу с ней делать все, что захочу, потому что она моя крепостная!
— Нет — потому что ты ее любишь!
— И как это могло прийти тебе в голову? — с деланным изумлением рассмеялся Корф.
— Я знаю, ты давно ее любишь, но стыдишься в этом признаться — даже самому себе.
— Если бы я любил Анну, как ты это себе воображаешь, то старался бы вызвать ответное чувство, а не лютую ненависть.
— Нет-нет, тебе меня не обмануть! Все это только слова, а на деле ты боишься отпустить ее от себя. Потому что знаешь — свободная Анна никогда не станет твоею, а предпочтет тебе кого-нибудь другого.
— Уж не тебя ли?
— Надеюсь, что меня. По крайней мере, я не запятнал себя перед нею романами, приводящими к дуэли, и отвратительной грубостью, — с вызовом сказал Репнин.
— Неужели я настолько плох? — Владимир снова спрятался за спасительно иронией.
— Ты разбил много сердец, Володя, но на этот раз у тебя ничего не выйдет.
— Желаете пари, сударь?
— Такие пари заключают только негодяи.
— Так вот, — воскликнул Корф, вставая, — этот негодяй обещает тебе завоевать сердце Анны. И его, негодяя, уже никто не остановит. Даже ты, благородный рыцарь!
— Анна никогда не полюбит тебя! — Репнин тоже поднялся ему навстречу. — Анна любила и любит только меня!
— Тебе нравится тешить себя иллюзиями? Пожалуйста, но уже через несколько дней она преданно и с любовью будет смотреть мне в глаза.
— Ни за что! Через пару дней мы уедем с Анной в одной карете, а ты благословишь нашу любовь.
— Идеалист!
— Фигляр!
— Барин, скорее! — с порога закричала Полина, врываясь без стука в кабинет Корфа. — Анна хочет бежать, она уже на конюшне, Григорий карету заложил.
— Что? — в голос воскликнули оба соперника и вместе бросились к двери, едва не столкнувшись лбами. Но Владимир так посмотрел на друга, что Репнин счел за лучшее пропустить его вперед, но и сам тут же последовал за ним.
Они вбежали на конюшню, задыхаясь не столько от бега, сколько от ужаса, но для одного — смешанного с ненавистью, а для другого — с обидой. Увидев их, Анна вздрогнула и остановила Григория, уже собравшегося выводить лошадей. Григорий с недоумением уставился на нее и пожал плечами, словно говоря — вас, благородных, не поймешь, то едут, то опять поворачивай оглобли!