— Зря вы так, Мария Алексеевна. Постельное занятие для мозга полезное — потом расслабишься, подумаешь да на многое прозревать начнешь.
— И какое же прозрение на вас снизошло, зятек дорогой?
— А то, что вы барона убили. И теперь об этом знают только два человека — вы и я.
— Да вы и впрямь съехали, Андрей Платонович! — зашлась в деланном смехе Долгорукая. — Али грибки на свадебном столе не хороши были?
— Грибки были в самый раз. И факты — тоже. Один к одному.
— Это какие же факты? — озлобилась Долгорукая.
— А вы присаживайтесь, Мария Алексеевна, чтобы слушать удобнее было.
Долгорукая посмотрела на него с презрением, но села — расположилась на диванчике напротив и вперила взгляд свой в Забалуева.
— А факты… Вот вам и факты, — сказал вполголоса Забалуев. — Для начала вы украли у меня яд. Тот самый, что был в индийском флакончике, — помните, вы еще рассматривали его?
— Конечно! И прекрасно помню, что вы забрали флакончик с собой.
— Вот именно — флакончик. Содержимое осталось у вас. После чая в тот день вы попросили Софью Петровну показать мне новые рисунки. Свой флакон я тогда неосмотрительно оставил на столе, и вы просто подменили его содержимое.
— У вас богатая фантазия, Андрей Платонович, — недобро скривилась лицом Долгорукая.
— Это не фантазия, Марья Алексеевна, это факты, и у меня есть доказательства. Когда Корф обвинил меня в убийстве барона, я отправился в свое поместье, чтобы уничтожить яд, так — на всякий случай. И как истинный ценитель прекрасного, бутылочку решил оставить. Но, высыпав содержимое, понял, что это была обыкновенная соль.
— Невероятно! — с притворным восхищением воскликнула Долгорукая.
— И главное — как остроумно! — в тон ей поддакнул Забалуев.
— В другой раз я бы посмеялась над вашей выдумкой…
— Смейтесь сейчас, — прервал ее Забалуев, доставая из кармана серебряную солонку, — другого раза может и не представиться. Узнаете? Вы велели вещи распаковать да в порядок привести. А с этой солонкой одной девице пришлось лишнего повозиться — никак внутри темный налет счистить не могла. Случайно мне пожаловалась. А солонка-то приметная — тогда же у вас на столе и стояла.
— И что из того? Серебро всегда темнеет.
— Увы, этот налет иного свойства. Меня цыган строго-настрого предупредил — в другую посуду яд не пересыпать! Серебро для него непригодно.
— Что ж, убила я его, — страшно усмехнулась Долгорукая после невыносимо долгой паузы, от которой Забалуеву даже страшно стало. — Тогда убила, а представился бы случай — и еще раз убила бы! И вас убью, если вздумаете со мною тягаться…