— Иди посмотри, в чем там дело, — приказал Фарук-ага Идрису, не открывая глаз. — Если ерунда какая — гони в шею!
Оказалось — не ерунда, хотя и не экстренный случай…
— Еще днем сдох один из невольников, — опасливо докладывал спустя минуту недовольному капитану Мустафа. — Хлипкий попался старикашка, хотя и из горцев… Я ведь предупреждал вас, уважаемый Фарук-ага, что не стоит совсем уж древних брать — не довезем, а вы все: «Трюм пустой, трюм пустой…»
— Короче! — рявкнул капитан, понимая, что упрек справедлив, но не собираясь признаваться в этом подчиненному.
— Требуют убрать его, — подобрался Мустафа, про себя проклявший свой длинный язык: не хватало еще ненароком разозлить обдолбанного хозяина — вон ведь ятаган на стенке висит наготове, а он всякими железяками махать бо-о-ольшой мастер… — Покойника то есть. Битый час уже стучат в крышку люка… Боимся, говорят, что чума у старого. Почернел, дескать, весь и вздулся… Грозят трюм поджечь, если не откроем.
— Чем это еще? — подозрительно сощурился Фарук-ага, в глазах которого Мустафа, несмотря на все усилия, все время коварно пытался раздвоиться, равно как окно, кресло и верный Идрис. — Чем поджечь-то? Ты ж клялся-божился, что лично всех до нитки обыскал?
Мустафа незаметно, от греха подальше, отодвинулся к двери и сокрушенно развел руками:
— Понятия не имею, господин. Но дымком из трюма явственно попахивает. Я слыхал, горцы могут огонь добыть просто так, потерев одну деревяшку о другую…
— Ох и потру я одну деревяшку о твою спину… Проваливай! — рявкнул капитан, откидываясь на подушки. — Пятерых матросов с ружьями к люку, и чуть что — пусть стреляют… По ногам, — сварливо добавил он, прикинув возможные убытки. — Хотя куда те в кандалах денутся… За борт сигать — верная смерть. Сами пусть и хоронят своего мертвяка. Груз только им выдай и шкертик какой-нибудь, а то не след покойнику по волнам болтаться… Выловит еще кто…
Он длинно, с рычанием, зевнул:
— Сходить что ли, самому проконтролировать?.. Ладно, сам справишься. Свободен!
Когда Мустафа, бережно, стараясь не стукнуть, притворил за собой дверь и скрылся, Фарук-ага лениво сделал еще одну затяжку, чтобы унять расходившиеся нервы, и прикрыл глаза. Гурии, пугливые, как серны, снова появились из райских кущ в своих прозрачных газовых одеяниях и, игриво пританцовывая, начали приближаться к жаждущему их неземных ласк мужчине…
* * *
— Открывают… — шепнул своим товарищам по несчастью Владимир, заслышав, как ключ со скрежетом повернулся в замке. — Без самодеятельности, как и договаривались, наружу сразу не выскакивать — подождите, пока глаза к свету привыкнут… Винтовки у них однозарядные, поэтому больше одного выстрела не сделают… Бить сразу и наверняка, без сантиментов… Аллах простит…