— Если ты начнешь вдруг учиться лучше, я буду только рада, — Маргарита Николаевна сделала вид, что не заметила этого взгляда. — Только боюсь, тебя ждет разочарование, когда ты убедишься, что сравняться в знаниях с Егором не можешь. Ты слишком ленив, нелюбопытен, инфантилен по сравнению с ним.
Преодолевать препятствия и трудности ты не приучен, ты всегда плыл по спокойному течению, тебе всегда все слишком легко доставалось. У тебя, конечно, неплохие оценки, я надеюсь, что ставили тебе их объективно, а не из-за любви или нелюбви ко мне. Но блистать ты никогда не блистал.
— А тебе это было надо? — напряженно спросил Женя.
— Да причем здесь я, в конце концов! — раздраженно вскинулась Маргарита Николаевна, — Ты можешь хоть что-нибудь сделать в своей жизни без оглядки на меня? Мы ведь договаривались, что в школе мы не мать и сын, а педагог и ученик! Неужели это так сложно уяснить?! Я никогда бы не стала помехой твоим честолюбивым намерениям, если бы они у тебя были. Но тебе не надо было быть лучшим, тебя всегда устраивало то, что есть кто-то, кто учится успешнее, сильнее.
Женя внутренне напрягся. Ну да, конечно, она права. Во всем. Он добровольно, из желания угодить ей, стал таким. Он никогда не шел ей наперекор. Он так ее любил, что готов был забыть о себе. И забывал. А вот теперь она сама упрекает его в этом. Презирает его за мягкотелость, за бесхарактерность и бесхребетность. Ей милее самолюбивый и заносчивый выскочка Васильев, потому что он никогда не прогибался! А попробовал бы он не прогнуться под требовательным оком Маргариты Николаевны, если бы был ее сыном, да к тому же еще и учеником! Как бы он выкручивался, когда вместо тихих семейных вечеров имел бы продолжение нескончаемых уроков? Как бы вел себя, когда вместо похвалы получал очередную порцию критики, так, в целях профилактики. Что бы чувствовал, когда, заболев, вместо того, чтобы кинуться к маме, чтобы пожаловаться и получить в ответ утешение, сочувствие и сострадание, вынужден был дожидаться ее возле кабинета с урока или совещания, чтобы сказать: «Маргарита Николаевна, я плохо себя чувствую, можно я пойду домой?» Ему бы тоже очень хотелось, чтобы его мама была, прежде всего, для него мамой, а не учителем. Разве это нормально, что даже дома Женя иногда, забываясь, называл ее по имени и отчеству, вместо простого и теплого — «мама».
— Евгений, отправляйся ужинать, — устало выговорила Маргарита Николаевна, немного помолчав после того, как Женя с мрачным видом отвернулся от нее, выслушав строгую тираду. — Приготовь себе яичницу с беконом и помидорами или сделай горячие бутерброды с сыром… Если ты не будешь регулярно и хорошо питаться, с большим трудом сможешь закончить школу даже на тройки. Ты слышишь меня? Женя!