А сейчас над ними бирюзовый купол исфаханского неба, они знатные начальники, богато одаренные грозным шахом, их дома наполнены керманшахскими коврами и арабской мебелью, но у Матарса вместо левого глаза черная повязка, у Элизбара отсечено ухо, багровый шрам перерезал лоб Ростома, Даутбек уже угрюмо смотрит из-под нависших бровей, у жизнерадостного Дато появилась настороженность, а у Димитрия над крутым лбом свисает белая прядь.
Томительная тоска по родине сурово легла на лица ностевцев. И сознание, что там, в Картли, кони феодалов топчут земли, добытые кровью азнауров, и звон цепей рабов заглушил песни Грузии, наполняет сердца «барсов» бессильной яростью.
Вот почему сегодня, отправляясь в Давлет-ханэ на шахский пир, они с особенным нетерпением ждут Саакадзе, удостоенного утром беседы шаха.
Что скажет Георгий, друг и полководец? Скоро ли затрубят призывные рога? Скоро ли соскучившиеся кони повернут на картлийскую дорогу? Скоро ли грузинское солнце сгонит тоску с лиц ностевцев?
Папуна с любовью обвел взглядом взволнованные лица друзей. Скромная грузинская чоха, неизменно сопутствующая Папуна в изгнании, несмотря на упреки Саакадзе и на увещевания «барсов», резко выделялась среди блестящих персидских одеяний. Но проницательный шах Аббас, умеющий разгадывать людей, многое прощал Папуна, как прощал и Хорешани…
Десять базарных дней Папуна вместе с Ростомом пропадали на шахском майдане. Предлог был подходящий – прибыл караван тбилисских купцов с амкарскими изделиями. Конечно, грузинам тоже было интересно закупить любимые вещи из своей страны. Они целыми днями торговались, выбирали, взвешивали, спорили. Купленное грузили на осликов и отсылали с многочисленными слугами по домам «барсов». Потом в каве-ханэ запивали сделки черным кофе и шумно бросали игральные кости.
Папуна и Ростом не только громко торговались с тбилисцами, но и тихо шептались…
Несмотря на восемнадцатидневный караванный путь, разделяющий Тбилиси и Исфахан, эта прочная связь с амкарами давала возможность Саакадзе держать в своих руках нити интриг Метехи и княжеских замков.
Сегодня Папуна и Ростом свободны. Утром караван ушел обратно в Тбилиси. У азнауров распухли головы от торгового разговора, мелькания аршина и стука весов. Нелегкое дело десять дней грузить на себя, как на ишаков, батманы вестей из Тбилиси и разгружать их ночью в грузинской комнате Георгия.
Но Папуна на этот раз выиграл. Он, ссылаясь на усталость, наотрез отказался от вечернего шахского пира и решил, растянувшись на тахте, предаться излюбленным рассуждениям: почему человеку так много надо?