Ростом круто повернул направо и врезался в просеку.
«Алла! Алла!» – раздались за завалами гортанные выкрики, и загрохотали огромные камни, преграждая подступы.
С высокого завала ударила персидская пушка, и раскаленное ядро, шипя, врезалось в ополчение. Упал огнебородый, упали многие.
Пользуясь замешательством, из темноты вынырнули сарбазы и с кривыми саблями бросились в битву.
– Взять пушку! – загремел Георгий и, пришпорив Джамбаза, понесся к завалу.
Дабахчи бросили коней и, перепрыгивая через огонь, полезли на завал, цепляясь за ветви и карабкаясь друг на друга.
Напрасно Ростом выкрикивал внизу команду. Дабахчи, не слушая, метнулись к пушке. Один из дабахчи, ногой отпихнув пушкаря, схватил за колесо пушку и швырнул вниз.
– Молодец! – крикнул Саакадзе.
В шум боя врезался неистовый призыв Ага-хана:
– Ла илла иль алла! Мохаммет расул аллах!
Взметнулось знамя с солнцем и львом. Густой колонной сарбазы бросились на равнину. К хевсурам подскакал Пануш.
– Бросайтесь вперед! – передал он приказание Саакадзе и понесся дальше.
«Лошари! Лошари!» Хевсурская конница ветром пронеслась по равнине и вклинилась в пешую колонну Ага-хана.
Началась неистовая сеча. Непривычный ночной бой сеял в иранцах страх.
С левого края, незаметно обогнув Норио, вышли две ширазские тысячи. Прикрываясь складками местности, сарбазы перебегали к лесу, стремясь зайти в тыл грузинам.
Мухран-батони подкрутил усы и пришпорил коня.
– Эй, молокососы! Кто из вас решится рассмешить старого князя робостью! – И он вынесся из леса и врезался в ряды ширазцев.
За ним с криком последовали задетые за живое конники:
– Скорее черт рассмешит кошку, чем мы тебя, батоно!
Заскрежетали клинки. Хрустели кости. Тяжело дышали люди и кони. Копья ломались о щиты, расплескивая лунные блики.
Сарбазы дрогнули. Но из-за бугра с криками «во имя Али!» мчалась на подкрепление тысячная конница.
И снова закипела сеча.
Старик Мухран-батони рванулся на коне в самую гущу схватки.
– Эй, молокососы! Кто хочет уксуса?! – и снова занес клинок.
– Батоно, враг хочет! – ревели мухранцы, неистово рубя сарбазов.
Когда минбашам уже казалось, что они теснят Мухран-батони, им в спину ударил Квливидзе.
– Эй, курдюки, где у вас лицо? – по-персидски ругался Квливидзе, рубя наотмашь.
Все смешалось: стоны, свист, крики, ржание, лязг. Не только люди – кони грызли друг друга.
Сарбазы пытались броситься в лес, но Кайхосро шашками преградил им путь. Зажатые в мешке, они бились в одиночку, ползли в овраги, цеплялись за выступы.
Луна побледнела, застыв над битвой. Небосклон задернулся розовой пленкой. Но никто не замечал наступающего утра.