Неизвестно, чем бы завершился хороший сон, если бы в калитку не ударил осторожно медный молоток.
– Монах! – обрадованно вскрикнул Гассан.
Хосро просиял. Он поспешил под дикий каштан, распустил пояс, словно после сытного обеда, и, сдвинув брови, небрежно облокотился на старую мутаку.
Гассан торопливо отодвинул засов, распахнул калитку и отпрянул.
Пригибаясь, поддерживая абу и золотое оружие, вошел Георгий Саакадзе.
За ним, бряцая серебряной саблей, протиснулся Эрасти. Он быстро задвинул засов, остановился у калитки. Но Гассан успел разглядеть на улице оруженосца, держащего на поводу богатых коней.
Саакадзе, низко кланяясь, медленно приближался.
Пораженный Хосро даже не поднялся. Словно рой пчел, закружились его мысли. Почему пришел и так почтителен к нему, неизвестному, этот счастливец в войнах, отмеченный доверием шаха Аббаса? Хосро острым взглядом скользнул по цаги, осыпанным изумрудами. Он вспомнил шахскую площадь в день триумфального возвращения иранских войск, восторженные крики сарбазов и исфаханской толпы в честь шаха Аббаса и непобедимого грузина-полководца, достигшего пределов Индии. Промелькнул разукрашенный шинашин, где величественно восседал шах Аббас. Под рокот труб и барабанов он преподнес коленопреклоненному Саакадзе вот этот воинский пояс с золотым львом, сжимающим в лапе обсыпанный алмазами меч. Хосро видел все это из-за потных спин исфаханских бедняков, которых ферраши обильно угощали ударами длинных бичей.
Взгляд Хосро застыл на трагическом изломе бровей исполина.
Саакадзе тоже испытующе взглянул на упрямое лицо Хосро и, незаметно скользнув глазами по обветшалым стенам, приложил руку ко лбу и сердцу:
– Прости, батоно, что я осмелился переступить порог твоего высокого дома без приглашения, но желание видеть грузинского царевича на моем пиру пересилило робость.
Хосро растерянно смотрел на Саакадзе, красные пятна выступили на широких скулах. Он сдавленно спросил:
– Князь, кто открыл тебе мое пребывание в Иране?
Саакадзе расправил кольца пышных усов:
– Я бы не был Георгием Саакадзе, если бы не знал о присутствии в Исфахане царевича Багратида!
Быстро задвинув ноги под скамью, Хосро властно крикнул:
– Подай высокому гостю арабский табурет и кальян!
Гассан поспешно вынес табурет, но вместо кальяна ограничился таинственными знаками.
Осторожно опустившись на табурет, Саакадзе оперся на саблю:
– Сегодня у меня родился сын, и я ознаменовал день радости встречей с царевичем.
Хосро терялся в догадках. «Что нужно от меня Георгию Саакадзе?» Беспокойные мысли рождали подозрение.