– А если ради Тэкле царь временно согласится…
– Тэкле не допустит, как не допустила его принять ради нее магометанство. Но если бы я и ошибся, все равно невозможно. Шах не простит Картли побега Луарсаба, ибо это вызовет насмешки над ним иноземных государств. Шах сговорится с Турцией, пойдет на многое, отдаст даже земли, взамен полумесяц будет освещать «льву» дорогу в Картли-Кахети.
Долго безмолвствовали. Димитрий шумно вздохнул:
– Значит, жертвуешь Тэкле?
– Во имя Картли… – Саакадзе вздрогнул: ему почудился Паата… потом бледное лицо Тэкле. – Во имя Картли, – повторил он твердо.
– Ага мой и повелитель, осмелюсь сказать: тот, кто удостоился видеть в эти несчастные годы царя Луарсаба, тот не может спокойно укладывать на бархатные мутаки свою совесть… Ты не знаешь царя Луарсаба.
– Что?! – Георгий вдруг вспомнил Кватахевский монастырь. Тогда Тэкле тоже сказала: «Ты не знаешь Луарсаба, не знаешь моего царя». Нет, он, Георгий Саакадзе, знает царя Луарсаба, знает царей: их опора – князья. И пока не будут разбиты княжеские твердыни, пока владетели замков не превратятся в поданных, обязанных перед царством, князья будут владеть царем, а не царь князьями.
– И светлую, как снег на вершине, Тэкле тоже не знаешь.
– Нет, Керим, я знаю мое дитя Тэкле. Еще давно, положив доверчиво свою головку на мое плечо, она молила: «Брат, мой большой брат, не обижай девочек, они не виноваты».
– Тогда, о мой повелитель, скажи, есть ли на земле земля, куда бы я мог проводить царя и царицу, ибо я, раб пророка Аали, решил спасти их…
– Я знаю и Луарсаба, мой благородный Керим, и потому помогу тебе советом.
– О мой повелитель, назови такое царство, где рады будут царю Луарсабу.
– Русия.
Дато удивленно вскинул глаза, Даутбек невольно приподнялся.
– Как ты сказал, Георгий?!
– Русия… Единственное царство, которое окажет достойный прием царю-мученику, не побоясь гнева шаха, и поможет Луарсабу вернуть трон Картли. Единственное царство, куда без унижения последует Луарсаб.
– Но, Георгий, еще неизвестно, внемлет ли патриарх Филарет просьбе Феодосия.
– Эх, Дато, если и внемлет, все равно шах Аббас потребует у Русии выдать…
– Не посмеет, Даутбек.
Керим поднялся, приложил руку ко лбу и сердцу:
– Пусть Мохаммет будет свидетелем моих слов… Я, иншаллах, буду сопровождать царя и царицу. Мною спрятаны в доме царицы два наполненных туманами кувшина, они помогут благополучно совершить путешествие.
Саакадзе смотрел в глаза Керима. Они полыхали тысячелетним огнем отваги персидских витязей. «Странно, почему я думал, что Керим ростом не выше Ростома… Гораздо выше и гибче, чем Элизбар. И умом крепок, и душой сильнее…»