Сейчас патриарх Филарет твердо решил отвести раньше опасность от западных рубежей Московского царства, отвести любой силой. Но сил еще было мало. В ожидании более широких союзов, которые парализовали бы Польшу, если бы она нарушила Столбовский мир, приходилось не расхолаживать и Швецию, враждебную Москве не намного меньше, чем Польша. Успех же войны с Польшей зависел от мира на южных рубежах. Отсюда «дружба» с Ираном приобретала особое государственное значение. И Филарет наказал вслед за приемом шведских послов с еще большей пышностью, чем шведов, встретить иранских послов, Рустам-бека и Булат-бека, срочно прибывших в царствующий град Москву от шаха Аббаса с неким таинственным ковчежцем.
Предрассветная тишь еще стелилась вдоль Кахетинской дороги. Серо-желтые сланцевые горы безмолвно окружали сонный город. Из бело-серого тумана послышалось усталое пофыркивание. Но вот за поворотом показались зубчатые стены. Неясно вырисовывались Авлабарские ворота, буднично молчала сторожевая башня, и на кованых створах привычно тускнел железный брус.
Довольная улыбка промелькнула на губах Теймураза, он подал знак сопровождающим его всадникам и властным толчком послал коня вперед.
Но едва царь приблизился к городским стенам, как внезапно где-то слева во все колокола ударила Шамхорская церковь. И тотчас Сионский собор ответил торжественным гудением меди.
Царь Теймураз невольно откинулся в седле и придержал коня. За ним, будто вкопанная, остановилась свита. И не успел князь Чолокашвили выразить свое удивление, как, словно из гигантского котла, на кахетинцев опрокинулся оглушающий перезвон всех колоколов Тбилиси.
Услужливо, с шумом распахнулись ворота, и оттуда пестрой волной выкатилась праздничная толпа: амкары с цеховыми знаменами, дружинники с копьями, горожане в ярких архалуках, торговцы с грудами плодов на деревянных подносах, рыбаки с живой рыбой. Где-то зазвучали пандури, забили барабаны, зарокотали трубы, – все гремело, кружилось, пело, ликовало вокруг царя, не давая ему двинуться.
Внезапно толпа расступилась по обе стороны. Из ворот величаво выезжали конные княжеские группы, окруженные телохранителями и оруженосцами в одежде цвета знамен своих господ. За ними бесшабашной гурьбой спешили азнауры в разноцветных куладжах, с цветами, воткнутыми в островерхие папахи. Заздравные крики, пожелания огласили воздух. Груды роз падали перед Теймуразом, образуя ковер. И на цветистых коврах подпрыгивала выплеснутая из корзин живая рыба.
Господи, господи,
Милость твоя над царем!.. –