Дато взглянул на Саакадзе и вдруг, поняв его мысль, расхохотался: «Пусть князья уверятся, что Моурави давно известно решение царя посетить Тбилиси. Им полезно думать, что Георгий Саакадзе по-прежнему в силе, по-прежнему ведает делами царства. И для святого отца неплохо: не придется лишний раз кривить душой».
Саакадзе, подмигнув Дато, весело хлопнул Автандила по плечу:
– И ты, мой сын, в этом шутовстве не останешься без важного дела. Готовь свою огненную сотню, выедешь со мной встречать повелителя двух царств, пробирающегося в Тбилиси подобно багдадскому вору.
О том, что самолюбие в делах царства – дешевый товар, знали и ревельские штатгальтеры Броман и Унгерн. Потому-то они и прибыли столь неожиданно в Москву, стольный город Московского царства, потому-то уже третий вечер с показной почтительностью прислушивались к протяжно-певучей перекличке ночных сторожей – московских стрельцов.
– Славен город Москва!
– Славен город Киев!
– Славен город Суздаль!
– Славен город Смоленск!
Невеселые думы штатгальтеров нарушил толмач Посольского приказа. Он, наконец, оповестил Бромана и Унгерна об аудиенции.
– Сегодня вы будете пред лицом государя.
Но томительно проходил час за часом, а царских советников, высланных за ними, все не было. Сердился Броман, правая бровь его, белесая, точно выцветший пух, то и дело взлетала на лоб. Негодовал и Унгерн, поминутно припудривая красневший нос. Король польский Сигизмунд III, запасшись помощью австрийского дома могущественных Габсбургов, усиливал войну со Швецией, и каждый лишний день, проведенный послами в Москве, дорого обходился Стокгольму.
Опять вошел пристав и заученно проговорил:
– Скоро придут за вами большие бояре.
Унгерн прикусил губу, чтобы сдержаться, а сдержавшись, поблагодарил за это бога и, раскрыв табакерку с портретом Густава-Адольфа на крышке, протянул приставу.
Пристав поклонился, но табака не взял:
– Оскорбляют бога ныне люди всеми их членами: глазами, ртом, руками и прочими, один нос не участвует, и изобрел человечий злой умысел – табак, дабы через него и нос был участником в грехе.
«Сие есть ханжество!» – чуть было не выкрикнул Унгерн и поблагодарил бога, что сдержался.
Под окном послышался чей-то окрик, что-то круто осадил коня. Вслед за тем в покои вбежал запыхавшийся толмач, трижды крикнул: «Едут!» – стал уговаривать штатгальтеров, чтобы вышли они боярам навстречу.
Накинув струящийся синевой атласный плащ, Броман сухо ответил:
– В резиденции царя обязанность свою мы, послы, знаем и поступим сообразно с нею.
Штатгальтеры не спешили, всячески оттягивая время, дабы не унизить величие короля Густава-Адольфа, Броман медленно прицеплял шпагу к золотой перевязи, а Унгерн встряхивал широкополую шляпу, придавая перьям большую пышность.