Это было в тяжелые для нас, медиков, дни, зимой 1953 года. Совсем недавно была арестована группа профессоров, которым были предъявлены страшные обвинения. Всю свою жизнь я преклонялся перед этими учеными, по сути дела, это были мои учителя, и я не понимал их логики. Как они смогли сойти со столбовой дороги гуманизма на путь преступлений против человечества? Конечно, я не высказывал вслух своих мыслей.
Дело усугублялось тем, что преступления этих ученых рикошетом били по всем нам, честным советским врачам. У некоторых людей появилось недоверие к белым халатам. В поликлинике, где я раз в неделю проводил консультации, мне приходилось сталкиваться с фактами такого недоверия, а также с оскорбительными замечаниями, представьте, по поводу моего носа. Никогда не думал, что нос имеет какое-то отношение к медицине.
Однажды ночью, лежа в постели, я услышал шум поднимающегося лифта. Лифт в нашем доме несколько лет уже не действовал, поэтому необычный, неожиданный этот шум меня насторожил.
«Лес рубят, щепки летят», — подумал я, быстро встал и надел теплые вещи.
Раздался тихий стук в дверь, я спокойно открыл — на площадке стоял Попенков.
— Я хотел с вами посоветоваться, доктор, — сказал он, — в чем дело, не пойму. Третьего дня вы мне дали лекарство от ушей, а отреагировала печень. Простите, но я давно замечаю некоторые странности, фучи мелаза рикатуэр, вы даете от сердца»
а в мочеточнике страшная резь, крыть, крыть, лиська бул чварь, от ваших витаминов — резкий авитаминоз. В чем дело? Вы не можете мне объяснить?
Честное слово, он так мне все и сказал.
— Да, понимаю, — ответил я, — извините, больше это не повторится.
Утром я отвез его родственника в клинику.
Консилиум врачей, имевший быть летом 1956 года
— Да, мы должны смело смотреть в лицо фактам. Есть еще много неизученного в природе…
— Вы меня простите, товарищи, может быть, я покажусь вам
сумасшедшим, но…
— Что же вы замолчали? Продолжайте!
— Нет, я подожду.
— Давайте еще раз сопоставим наши данные с антропометрией, данными анализов и рентгенограммами какого-нибудь homo sapiens.
— Нонсенс, коллега! Может быть, вы полагаете, что нормальная анатомия и нормальная физиология как-то изменились
за последнее время?
— Товарищи, вы будете меня считать сумасшедшим, но…
— Опять вы замолчали? Говорите.
— Подожду.
— Однако наши данные настолько поразительны, что поневоле напрашиваются…
— Доктора, давайте оставаться все-таки в рамках науки.
Чудес на свете не бывает.
— Да, но так мы не выйдем из тупика.
— Товарищи, должно быть, я сумасшедший, но…
— Ну, говорите!