— А мы вашего языка не понимаем! — крикнули из толпы. — Уходите, товарищ, покуда цел!
Попенков с видимым усилием перешел на русский язык:
— Мои условия таковы. Все возвращаются по своим квартирам, получают ткацкие станки, станки прибудут к вечеру, и — за работу. Понятно? Кое-кем, конечно, придется пожертвовать. Некоторые будут подвергнуты чизиоластрофитации. Чучу-ху, клочеки, дрочеки?
— Если ты нас хочешь взять на понял-понял, — сказал Фучинян, — то мы сами тебя возьмем на понял-понял. Понял?
Он еще придвинулся, и все придвинулись, и Попенков вдруг действительно понял, что ему несдобровать: кольцо сужалось, а прямо над ним висел проклятый жестяной козырек. Конечно, козырек можно было бы и пробить, но в этот момент как раз кто-нибудь и схватит тебя за чугунные ноги. Выхода почти не было, и он внутри себя уже расхохотался трагически над таким глупым концом своего большого дела.
В какое— то мгновение настала вдруг полная тишина, и в это мгновение влетел дробный приближающийся цокот копыт. Стук копыт в Москве -явление из ряда вон выходящее, все обернулись и увидели в конце Фонарного переулка галопирующую белую лошадь, на которой восседал начальник ЖЭКа Николай Николаевич Николаев.
. Было 9 часов 15 минут утра. Николаев возвращался из райжилуправления со щитом, да еще и на белой лошади с широкой грудью, с округлым мощным крупом, с лукавыми розовыми глазами, с челкой, развевающейся, как праздничный флажок. Неторопливо галопируя, лошадь напоминала старинную каравеллу, весело идущую по свежему морю под раздутыми белыми парусами.
Приблизившись и увидев толпу возле подъезда, увидев распахнутые окна и разветвленные трещины в стенах, Николай Николаевич вытащил из-за пазухи сверкнувший на солнце корнет-а-пистон и приблизил его к губам.
— Граждане родные, сестры и братишки! — торжествующе запел корнет. — Райжилуправление выделило дом! Дом восьмиэтажный, весь почти стеклянный, весь почти пластмассовый, уверяю вас! В сказочном квартале, в экспериментальном, всем на загляденье высится чертог! Голубые ванные, рядом унитазы, мусоропроводы ожидают вас! Каждому солярий, каждому дендрарий, каждому столовую, каждому бассейн! Собирайтесь, граждане, сестры и братишки, пестрым караваном к счастью потрусим!
— Ура! — закричали все жильцы и, забыв про Попенкова, ринулись в свое расползающееся жилище за вещами. Попенков успел юркнуть в лифт.
В девять часов тридцать минут к подъезду подошел обоз, посланный райжилуправлением. Это были мохнатые живчики-пони, задорно грызущие узорные удила, бьющие сильными копытцами в асфальт. Они были запряжены в небольшие, но вместительные тележки, украшенные фольклорной резьбой.