одного женского колледжа в окрестностях Вашингтона. Предварительно будущие писательницы пожелали ознакомиться с каким-нибудь моим рассказом в переводе. Я выбрал для них напечатанный в «Партизан-ревю» «Гибель Помпеи», в котором погребенный под вулканической лавой римский курорт не очень-то отдаленно напоминает советскую Ялту со всеми вытекающими оттуда реалистическими деталями.
На уроке мы говорили о чем угодно, но только не об этом рассказе. Мне казалось, что никто из учениц его не читал. Я спросил учительницу: «А в чем дело? Кажется, вы не давали студентам „Помпеи“?» Учительница, вполне соответствующая облику американской передовой женщины, неожиданно покраснела. «Простите, — пробормотала она, — но нашим девушкам вроде бы не стоит читать такие рассказы. Там слишком много секса». — «Помилуйте, Глэдис, — секса? Вы сказали секса? Однако мне кажется, что там вообще нет секса в американском его понимании; сплошной лишь советский дебош…» Мы разошлись, пожав плечами и обменявшись неопределенными взглядами.
Глэдис, налив себе чашку кофе из кофейного источника, пошла в факультетский клуб и стала смотреть ТВ, где на канале PBS случилась интересная беседа об оргазме. Целомудренные студентки тем временем жевали гамбургеры на фоне объявления о дискуссии по поводу хирургического изменения пола с участием трех трансвеститов. Вот американская сторона проблемы — дискуссионный, почти научный, популярный секс в рамках освободительного процесса.
Я живу среди целомудренных американцев, и таких, кажется, в стране большинство. На углу в лавочке «7 — 11» среди предметов первой необходимости продаются журналы «Плейбой», «Пентхаус» и «Хаслер», которые для самого грязного развратника в СССР являются символом буржуазного нравственного разложения. Казалось бы, при такой доступности всего «запретного» давно уж все общество должно превратиться в сплошной «свальный грех». Однако в окружающей нас повседневной жизни никакого особенного разврата мы не видим; во всяком случае, не видели ни в Анн-Арборе, ни в Санта-Монике, ни на Вайоминг-авеню в дистрикте Колумбия.
Между тем советское общество, которое, казалось бы, в силу железных ограничений всего неидеологического (попробуй найти в киосках Союзпечати журнальчик с голой натурой) должно было стать полностью пуританским, на самом деле таковым не только не является, а, напротив, в жадной охоте за запретными яблочками, бьет иной раз все западные рекорды. Тяга к «запретному разврату» во много, много раз превышает интерес жителей треугольника Калорама к упомянутым выше журнальчикам в магазинчике «7 — 11».