Эмма вздохнула.
— А, это виконт... — И пустота. Она не знала, какое имя придумать. Ничего, совершенно ничего не лезло в голову.
— Монт-Виляр, — сказал Стюарт.
Брови стариков поползли вверх. Наступила тишина, тишина, чреватая любыми последствиями. Головы стариков разом повернулись к Эмме.
Эмма пожала плечами. Она никак не могла придумать нормального логического объяснения тому, что они оказались здесь вместе.
— Да, мы...
— Любим друг друга, — вмешался Стюарт. — Видите ли, мы проездом в Лондон, собираемся отметить начало романа.
Эмма закашлялась.
Стюарт с милой улыбкой продолжал:
— Два человека, оба родились в Йоркшире. У нас так много общего. — Стюарт пожал плечами. — Увы, мы ничего не можем поделать с тем, что брак между нами невозможен. Я хочу сказать, что, будучи виконтом, имею определенные обязательства. Наследники, все такое. Что ставит наши отношения с моей сладенькой Эммой в особые рамки. Но это не значит, что мы не можем пожить две счастливые недели в Лондоне.
— Одну неделю. Мы собирались вернуться, помнишь... — с ядовитым сарказмом спросила Эмма и добавила: — Дорогой? — «Любим друг друга». Вот уж в самом деле. Она покажет ему, что такое любовь!
— Да, мы вернемся, чтобы кое-что проверить, а затем вновь уедем в город. После чего, если нам понравится совместное житье, она скорее всего переедет ко мне в замок. И будем жить, пока не устанем друг от друга. — Он посмотрел на Эмму с таким видом, словно вызывал ее на конфликт: попробуй, опровергни меня. — Дочь шерифа Блая живет где-то здесь неподалеку, не так ли?
Мод начала объяснять, где живет дочь шерифа. Стюарт вполне был в состоянии поддерживать со стариками беседу. Но Станнелы, округлив глаза, смотрели при этом на Эмму. Стюарт, конечно, был мужчиной привлекательным. С этим Цилиндром на голове и европейскими манерами. Когда он поцеловал руку Мод перед уходом, та рассыпалась кокетливым смехом.
В карете Стюарт первые пять минут мог созерцать лишь профиль Эммы. Свертки с пирогами и прочими вкусностями, заказанными Эммой, так и остались нетронутыми. Она лишь смотрела в окно и молчала. Вообще-то она была женщиной разговорчивой, и Стюарту это даже нравилось, но сейчас она была так на него сердита, что он даже не пытался выяснить, что именно злит ее больше всего.
Странно, ему даже хотелось, чтобы она бросила ему в лицо какие-нибудь обидные слова.
Он помнил это ее замечание по поводу того, что она, возможно, ошибалась, считая его неисправимым негодяем. Слова, сказанные ею тогда, когда она поняла, в сколь стесненном положении в смысле финансов он находился. Он снова хотел ее понимания. Ее сотрудничества. Того, что получили Станнелы. Он немного ревновал ее к ним, то, как она немедленно забыла о том, зачем пришла, забыла и о нем тоже, как только поняла, что от нее ждут помощи. Помощи в совершенно безумном предприятии — свежесрубленная рождественская елка в январе как знак гостеприимства. Ну ладно.