Гордость базара Аль-Халили — антикварные лавки. Вы заходите в обширное помещение, погруженное в полумрак. Пыль веков на старых стенах и ветхом, подозрительно упругом полу. И попадаете в мир вещей, услаждавших сердце и глаз наших предков тысячелетия назад.
Браслеты и кольца, кувшины и скульптуры, летающие сундуки и волшебные лампы, ковры-самолеты и амулеты, письмена и фигурки из гробниц фараона... Как в сказке!
Большая часть их — оригиналы. Каждое произведение искусства снабжено документом, подтверждающим его подлинность и историю открытия. А рядом — бумажный кружочек или квадратик с ценой, взглянув на которую покупатель издает цокающий звук, закатывает глаза к небу и начинает быстро перебирать четки...
Но как бы то ни было, а каждая лавка древностей Аль-Халили — настоящий музей, и многие часы, проведенные в них, оказались весьма полезными для меня. Благо, что добрые по натуре продавцы с явным удовольствием давали необходимые пояснения на смеси из десятка языков и ста тысяч жестов и даже позволяли потрогать или взять в руки, если сама вещь была мала, а то и зарисовать.
В одной из таких лавок — на левой стороне главной улицы базара, если идти от мечети Аль-Азхар, — я бываю чаще, нежели в остальных, ибо хозяин ее не только гостеприимный человек, но и прирожденный египтолог.
Ему очень нравится название моего города и смущает необычность моего имени. Поэтому, едва я переступаю его порог и вхожу в таинственную сень его волшебной обители, он направляется ко мне и громко восклицает:
— О Ростов-Дон-бей, салам!
— Салам, отвечаю я, с удовольствием пожимая его руки, через которые прошли тысячи произведений искусства, пролежавшие до того десятки веков в египетской земле.
— Вы не были у меня два дня!.. Я смирял тревогу надеждой, что вы благополучно путешествовали в Прошлом... Не так ли?
— Угадывать истину — лишь одно из многих ваших неоценимых качеств, — отвечаю я в тон ему. — Не удивлюсь, если сегодняшний визит к вам увеличит мое огорчение, вызванное столь долгой для меня разлукой!
— Ваши слова — бальзам. Придет время — и многое исчезнет на земле, даже пирамиды обратятся в пыль... Но ласке человеческой — конца не видать! В последний раз вы изволили четыре часа просидеть у этой фигуры...
С этими словами он вновь подводит меня к черному диоритовому сфинксу, который, как я рассказал собеседнику еще в прошлый раз, вдохновил Мериптаха.
— Но он был найден в кладовой древних скульпторов, этот маленький сфинкс, — задумчиво говорит хозяин лавки. — Как же он опять попал на то же место, откуда его взял Кар, чтобы подарить своему другу?