– Не журись! – успокаивал в таких случаях Николай бойца. – Если что, командующий все самолеты бросит сюда на подмогу!
Он сам верил в эти слова и каждую ночь сторожил, вглядываясь в сторону невидимого ему аэродрома.
Когда же после ярких вспышек огня все еще слышался мерный звук ТБ и потом постепенно стихал, Николай вздыхал с облегчением: «Значит, сел…» – и шел по траншеям, сообщая бойцам о благополучной посадке самолета…
…Дни шли за днями. Они были хуже, чем ночи. Враг неистовствовал: бросал листовки, а потом сразу наваливался артиллерийским огнем на какой-нибудь участок обороны.
«…Скоро снабжение по воздуху прикончится и вас задушит костлявая рука голода, – пугали листовки. – Вы захотите к нам, но тогда будет поздно: мы вас не примем. Если захотите спасти свою жизнь, то предлагаем в течение трех суток сдаться. Иначе будете уничтожены».
– Не может этого быть! – говорил Николай своим бойцам. – Не робейте! Не поддавайтесь врагу! Если враг угрожает, значит, сам напуган.
Об этом говорили коммунисты, комсомольцы и все те, кто верил Николаю. Кочетов старался быть жизнерадостным, он внимательно относился к бойцам, в бою себя на жалел, старался быть примером для своих подчиненных. Он был из таких, про кого в армии говорят: «В работе – муравей, в бою – лев. А если и спит, то одним глазом смотрит…»
Бойцы роты верили Кочетову и старались ему подражать. Четверо коммунистов и небольшая группа комсомольцев были надежной опорой роты.
Лишь один Григорий, как выеденная ржавчиной крупинка, отвалился от коллектива роты. Перепуганный тем, что творилось вокруг, Григорий поверил листовкам и однажды ночью махнул через бруствер. Его тут же схватил за руку давно следивший за ним Куделин.
– Ты куда, к врагу?.. Предатель!..
– Да что ты!.. Просто винтовка за бруствер завалилась… – несвязно пробормотал Григорий.
– Я тебе покажу винтовку!.. Как гада, расстреляю!
Григорий опустился на дно окопа и, ползая перед Куделиным на коленях, загнусавил:
– Пощади!.. Не выдержал я!..
– Идем к Кочетову! – крикнул Куделин и схватил его за шиворот.
– Не надо!.. За тебя жисти не пожалею!.. Прости меня!.. – цепляясь за полушубок Куделина, молил Григорий.
– Ну, смотри! Помни, что обещал, а то на месте пристрелю! – отшвырнув его от себя, прикрикнул Куделин.
С этого момента Григорий стал предан Куделину как собака.
В роте пришлось значительно сократить паек и установить норму на расходование патронов и мин. Командир роты даже запретил тратить патроны на стрельбу по репродуктору, откуда на русском языке раздавались призывы гитлеровцев к советским воинам. На каждый призыв сдаться в плен бойцам хотелось послать в репродуктор пулю, чтобы заставить его замолчать.