— Да хватит тебе! — оборвал его Ковшов, ощупывая стены вагона. — Разорался… Раньше орал бы!
— А ты что сказать мне не даешь? — взвинтился тот. — Чего за слова цепляешься?
— Наслушался вас — во! — Ковшов рубанул по горлу. — Хоть тут бы, в тюряге, покою дали!
Один из узников вагона, усатый парень в тельняшке, громко рассмеялся:
— В тюрьме, братишка, революционерам самое беспокойство начинается! Нас вот тут двадцать семь, душ, а партий — пять!
— Чему радуешься, Чвалюк? — прикрикнул на него ревкомовец, — Наша разобщенность только контре на руку!
— Я не радуюсь. Я смеюсь! — не согласился матрос. — Плакать, что ли, теперь? Пять партий и две фракции! На двадцать семь душ — не смешно?
— Смешно! — резанул ревкомовец. — Надо к смерти готовиться, а мы перегрызлись тут. По кучкам разбились!
— Возьми да объедини! — веселился Чвалюк. — Создай блок! И всем блоком завтра к стенке станем.
Ревкомовец махнул рукой на матроса и присел возле Шиловского:
— Ты-то кто? Какой партии?
— Беспартийный, — отозвался комиссар.
— Это теперь тоже партия… Потому и предательство в наших рядах, — вздохнул ревкомовец и вдруг спросил: — Вы ничего о товарище Шиловском не слышали? Где он?
Андрей машинально глянул на комиссара, но тут же отвернулся.
— Слышал, — неожиданно отозвался Шиловский. — Его убили два дня назад.
Ковшов удивленно вытаращил глаза, однако смолчал и пошел дальше вдоль стены, исследуя на крепость каждую доску: мол, мое дело маленькое…
— Жаль, — вздохнул ревкомовец. — Так и не свиделись… Гибнут лучшие партийцы.
— Зато болтуны живут! — вставил матрос Чвалюк. — И агитируют!
Ревкомовец сжал кулаки, шагнул к нему, но двое парней тут же встали навстречу. Уперев руки в бока, глядели драчливо.
— Анархию не трожь, — посоветовал один из них, улыбаясь. — А то защекочу! — и сделал пальцами «рожки».
Ревкомовец плюнул под ноги и отошел к своим, в дальний угол, где сидело человек семь-восемь, сбившись плечо к плечу.
— Кстати, не козыряй своим Шиловским, — добавил матрос. — Он когда-то и наш пирог ел, да! А от нас к эсерам перекинулся, потом к левым меньшевикам, к центристам… Продолжать?
— Заткнись! Не врал бы… — отмахнулся ревкомовец, видимо, уставший от разговоров.
— Я — вру? — взвился Чвалюк. — Да тебе каждый скажет!
— Развели партий, мать вашу! — вдруг заорал Ковшов и ударил кулаком в стену. — Башки не хватает, не упомнишь! И между собой как собаки, все власти хотят! Власть подавай! А на трудовой народ начхать!
— Эй, а ты-то за кого? — окликнули Ковшова.
— Я самый настоящий большевик! — он постучал своим кулачищем в грудь. — И не метаюсь никогда!