Андрей усмехнулся и промолчал. Бутенин же не мог успокоиться.
— Мне тоже доводилось, — вдруг признался он, глядя на свои руки. — Одного сам стрелил, пленного. Куда девать было? Сами чуть не пропали, не отпускать же… А матерый был офицерище, злой. Да еще раненый, правда, не сильно. Я наган наставил… А он не боится, хотя ведь знает, что шлепну! Понимаешь? Хоть бы чуть струсил. Гордый был. И спокойный какой-то… Только плюнул. — Бутенин незаметным движением утер щеку. — С той поры и зарекся. Кого в расход надо — вон комендантский взвод, ихняя забота… А что, Андрей Николаич, они потом не мучают?
— Кто?
— Да эти… Мертвые…
— Меня не мучают. Мертвые живых не мучают. Обычно все наоборот.
— Хладнокровный ты человек, — будто бы позавидовал Бутенин и вздохнул. — А кто со стороны бы послушал? Ведь как забойщики со скотобойни. Разговор-то меж нами какой? Какой разговор-то?!
Андрей отставил стакан и решительно подошел к двери купе.
— Хочешь совет? Если ты человек военный — выбрось все из головы. Забойщики — это непрофессиональный сброд, банда. А солдат всегда выполняет свой долг. И получает за это награды… Не мы придумали!
Он приоткрыл дверь и обернулся к Бутенину, напряженно стоящему за спиной.
— Знаешь, какая между нами разница? По большому счету?
— Какая? Ты — арестованный, я — конвойный…
Андрей поморщился, однако сказал терпеливо:
— Ты еще будешь убивать, а я — нет. Нет! Понял? Никогда! — Он взял его за ремень портупеи, подтянул к себе. — А знаешь, чему я радуюсь? В чем покой нахожу? Теперь — только меня можно убить. А я уже никого! И это хорошо, что меня расстреляют. В этом есть момент искупления. Понимаешь?
— Нет! — прошептал Бутенин и потряс головой. — Не понимаю…
Солнечные пятна метались по стенам, словно отблески далекого пожара, искрилась влажная земля, космы паровозного дыма закручивались в спираль и ввинчивались в небо.
— А я вот свою разницу между нами вижу, — вдруг сказал Бутенин. — Разница в том, Андрей Николаич, что я из простых людей, а ты — барин.
— Ну-ка, ну-ка, — оживился Березин. — И тут классовость?
— А как же! — обрадовался Бутенин. — Когда я понял всю классовую разность — сразу стало ясно что почем, до самых до корней. Умнющий был человек Карл Маркс. Как озарение было — вон от чего все происходит!
— Так от чего? — поторопил Андрей.
— Я из трудовых людей, — немного помолчав, заговорил Бутенин. — Меня к труду приучали, так сказать, на мирное дело настраивали. А из бар все больше офицеры, военные. У них в домах глянешь — сабли, ружья, пистолеты. Даже шпаги и мечи попадаются. С детства ребенка воевать учат, на лошади ездить, рубить, стрелять…