— Я здесь полк свой положил, — сказал Андрей.
Бутенин перестал шелестеть газетой, слушал.
— На могилу бы глянуть… Покой потерял, понимаешь ты или нет?!
— Андрей Николаич! — неожиданно взмолился Бутенин. — Ты только про себя думаешь!.. Отпущу тебя — меня в строй поставят! Если на твое место не упекут. Сам знаешь, по революционным законам…
Он возбужденно заходил по купе, словно по камере: два шага вперед, два назад. Потом резко сел, заговорил, глядя в пол:
— Давай так загадаем. Если живы будем… Если тебя, значит, не того… Поедем назад — и хоть на неделю в твою степь! Ходи и любуйся на свой курган!.. Ну, не любуйся — переживай там… или еще что… Но только когда назад!
— А если назад не будет? — спросил Андрей.
Бутенин примолк, взвихрил рукой короткие кудрявые волосы.
— Оно, конечно, кто знает. Время суровое…
— Отпусти! Слово даю — вернусь!
Бутенин ссутулился, бросил руки между колен, вздохнул:
— Не могу. Ты уж не обессудь…
Он перевел дух, помолчал и вдруг спросил:
— Как ты думаешь, если я усы отпущу — ничего будет? Правда, они у меня рыжие растут. Прям‑таки огненные…
«Уйду! — решил Андрей. — Теперь уж точно уйду! — Он перевернулся на спину, расслабленно вытянул ноги и прикрыл глаза. — Вырвусь на волю и — побегу! Лишь бы успеть до кургана добежать — пусть потом стреляет!»
Будто сон наяву, стоял перед глазами высокий курган среди горячей, голой степи…
Бутенин боролся со сном. Его возбуждение, вызванное разговором с Андреем, улеглось, и теперь ему оставалось одно — сторожить Березина. Раза два он вскакивал, бросался к двери, шарил руками запоры, потом ощупывал полку Андрея, трогал ноги и, заметив, что арестованный не спит и все видит, быстро укладывался на свое место. Наверное, ему не хотелось выглядеть смешным.
Далеко за полночь поезд пошел медленнее, в купе становилось душно. Андрей притворился крепко спящим, дышал глубоко, ровно. И одновременно следил за конвоиром. А тот теперь маялся от духоты, распустил ремни, расстегнулся и при каждом движении позвякивал пряжкой, словно колокольчиком. По звуку можно было определить, где он и что делает. Вот попробовал опустить раму — не вышло. Поковырял ножом в запоре, тихо ругнулся. Затем положил нож и окликнул Андрея. Березин даже не шелохнулся.
— Вот человек, — пробубнил тихо конвоир. — Его, может, шлепнут через пару дней, а он спит…
Бутенин сел, прислонился спиной к стенке и уперся ногами в стол. Потянулся до хруста, расслабился, затих, пряжка перестала звенеть. Минут пять Андрей выжидал, пока Бутенин уснет покрепче, затем осторожно собрал простыню, скрутил ее в жгут; влажная от духоты ткань свивалась неслышно. Бутенин уже откровенно посапывал. Поезд набирал ход. Было самое время вязать конвоира, но тот вдруг закричал во сне, вскочил и, тяжело дыша, некоторое время тряс головой, тер ладонями лицо. Потом вдруг отомкнул замок и распахнул дверь. Свежий воздух из коридора окатил голые ступни, тронул лицо. В сумерках Андрей различил фигуру Бутенина, застывшую в дверях. «Шел бы ты от греха, — вдруг с сожалением подумал Андрей. — Ну, иди, иди!»